Журнал `Юность`, 1974-7

Шут смешит — король на троне мается,
В карнавале все наоборот.
За колпак король с шутом сражается,
И манеж покажет, чья возьмет…

Откуда эта неожиданная грустная нота в веселом празднике, в карнавале? В карнавале действительно все наоборот: шуты не раз были королями мысли, а короли — шутами трагедий. Вот почему я испытал удовлетворение, когда Пурсоньяк предложил свой колпак молодым. Он спел:

У меня приятное предчувствие,
Что найдет хозяина колпак —
Ведь из тех, кто громче всех здесь буйствовал,
Может выйти новый Пурсоньяк.

Круг замкнулся. Всякая идея, доведенная до крайности, может обратиться в свою противоположность. Эстетика карнавала перерастает в его философию. Мольер, прочитанный сегодня таким образом, диалектичен и современен. 

Многие режиссеры любят репетировать на людях; Танюк неохотно пускает на свои репетиции. Я тихо сидел в темном зале, он выпускал очередную премьеру, п мне почему-то захотелось сравнить его работу с работой ювелира. Актеры — Р. Быкова и Ю. Гребенщиков — понимали его с полуслова; атмосфера была полна хрупкой тайны и доверчивости. Я убеждался, что репетиционный период для него важнее результата, наверное, поэтому на выпуск каждого спектакля уходит почти год. Танюк — и это не слова, я был свидетелем этому — не репетирует с актером, он познает его, незаметно формируя не столько роль, сколько душу человека. От репетиции к репетиции его актеры все глубже и глубже вовлекаются в сотворчество; они перестают быть только исполнителями. Принцип: «Не согласен — возражай! Возражаешь — предлагай! Предлагаешь — сделай!» — помогает не только становлению сценического образа, но и формирует личность. Актеры, со своей стороны, считают, что, работая с Танюком, надо много хотеть и мочь, поэтому они любят играть в его спектаклях.

Откуда такая мера самоотдачи? Драматург принес пьесу — Танюк откладывает все дела, читает, правит, редактирует ее даже в тех случаях, когда не собирается ставить. Актера ввели на роль в старый спектакль, поставленный не им, — Танюк обязательно придет смотреть, даст совет. Внеплановые репетиции, самостоятельные актерские работы — его хватает на все. Надо очень любить свое дело, чтобы вот так безотказно отдаваться ему.

У меня в руках только что вышедшая книга Леся Танюка «Марьян Крушельницкий». Это монография о его учителе, замечательном украинском актере и режиссере. Он начинает ее так:

«По профессии я режиссер, а не писатель. Мне было трудно писать эту книгу. Но каждый из нас перед кем-нибудь в неоплатном долгу. Марьяну Михайловичу Крушельницкому я стольким обязан, что эта книга не могла не появиться…»

В неоплатном долгу… И не нужно искать замысловатых определений его характера, понимать кажущуюся двойственность, иронию — над всем этим возвышается то естественное и несколько подзабытое: доброта. Доброта человеческая, не книжная, вычитанная из христианских заповедей, — доброта действия, обусловленная каждой минутой его жизни!

Жизнь формировала его сложно, шел он в театр трудно, спотыкаясь и падая, но пришел. В театральный институт поступал четыре раза и только на четвертый выдержал все испытания. Почему? Причин тому, наверное, много, но главная из них — стремление делать все «сверх программы».

Один из преподавателей Киевского театрального института так рассказывал об этом:

— Мы о чем-то говорили у стола, секретарь перебирала бумаги. Потом вызвала: «Танюк!» Вошел худенький мальчик с воспаленным взглядом, посмотрел на каждого из членов комиссии, затем повернулся к выключателю и включил свет. Было и впрямь пасмурно, и от яркого света люстры мы все вздрогнули. Не успел Семен Михайлович, директор института (он вел второй тур), сказать полслова, как этот мальчик сделал эдакий повелительный, прямо королевский жест и заявил: «Садитесь, я вам рад». Кое-кто нерешительно сел. Директор, наоборот, приподнялся, пытаясь что-то спросить, но Танюк небрежным кивком головы остановил его и величественно успокоил:

…Откиньте всякий страх.
Вы можете держать себя свободно —
Я разрешаю вам…

Недоумение достигло кульминации — мы не сообразили, в чем дело, — а Танюк, подойдя поближе к столу, объяснил:

Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно…
Как вам моя понравилась столица?
Вы из далеких стран?..

После стихотворения Апухтина «Сумасшедший» Танюк читал еше прозу и басню, но раздраженный Семен Михайлович его отвел. Оно, может, и к лучшему, что он тогда не поступил — все-таки на заводе поработал, техникум театральный окончил, актером был, а потом к Крушельницкому на курс поступил тоже, впрочем, не без приключений. Очень уж из него «всякая драка так и лезла»!