Журнал «Юность» №03/2020

Осмотрел последнего больного. Им был старик. Почерневшее от длительной работы в поле лицо сплошь покрыто морщинами, жидкая седая борода, ветхая одежда, согнутая спина ничем не выделяют его среди других. Он взял назначенные ему таблетки. Переводчик разъяснил, как их принимать. Афганец кивнул головой, понял. Отошел на два шага, вернулся, попросил повторить еще раз. Лейтенант повторил. Тот опять кивнул, что-то переспросил. Снова не понял. Подошел афганский партийный работник, начал объяснять, раскладывать таблетки по бумажкам, писать порядок приема. Больной кивнул, все понял, только уточнил: «А можно все вместе?» Тут я не выдержал, встал и отошел в сторону. Чувствую, что не прав, но боюсь сорваться. Фельдшер, молодец, продолжает разъяснять. Партийный работник извинился за своего земляка, постарался помочь делу.

Наконец-то ясно. Все облегченно вздохнули. И тут переводчик переспросил у пациента порядок приема таблеток. Тот внимательно посмотрел на него и сказал: «Белые таблетки съесть утром, до еды, а желтые вечером, после ужина». Стон вырвался из груди фельдшера.

Партийный товарищ предложил компромиссный вариант: заменить таблетки на какие-нибудь безвредные и отпустить старика с Аллахом. Но профессиональная гордость не позволила нашему переводчику отступиться. Он отогнал всех и начал кропотливую работу: разложил по бумажкам таблетки на каждый прием, объяснил все сначала. На столе его стараниями появилось порядка сорока сверточков-шариков с лекарством. Но его система не действовала. Тогда он перешел на русский язык:

– Слушай, дед, последний раз объясняю. Одна таблетка – утром, после того, как первый раз поешь. Две таблетки – днем, когда солнце высоко-высоко в небе. И одна – вечером, когда спать пойдешь. Понял? – Афганец изумленно взглянул на него, потом радостно улыбнулся, закивал головой. – Ну, наконец-то дошло. Иди с миром.

Больной собрал все бумажки с пометками «утро», «обед», «вечер», положил их в пакетик и ушел. Мы начали живо обсуждать дар убеждения нашего лейтенанта. Только веселье продолжалось недолго: вернулся старик.

Одна таблетка – утром, после того, как первый раз поешь. Две таблетки – днем, когда солнце высоковысоко в небе. И одна – вечером, когда спать пойдешь. Понял? – Афганец изумленно взглянул на него, потом радостно улыбнулся, закивал головой. – Ну, наконец-то дошло. Иди с миром.

Он подошел к лейтенанту, что-то быстро-быстро заговорил, а потом положил перед ним стопочку аккуратно разглаженных синеньких бумажек, в которые тот с таким старанием завернул ему таблетки. Старик достал пакет, сунул его каждому из нас под нос с тем, чтобы убедились в целости лекарств, и пообещал беречь таблетки, никому не отдавать, показывать детям, а через много лет их детям, рассказывая, как хорошо его лечили советские врачи. Только сегодня он понял, что среди русских есть и хорошие люди, поэтому и вернулся сказать им самые добрые слова. А таблетки он есть не будет, они на память. Завернув пакетик в платок, он, умиротворенный, отправился домой.

1989 год

Пуля

Пуля была очень умной. Она никогда не вмешивалась в разговоры своих соседок по запаянной в цинк картонкой пачке. Они не умели мечтать и болтали о чем попало. А Пуля хотела свободы. Хотела выполнить предначертанное, а потом уйти в полет и лечь там, где ей захочется. И почему она не попала на родной полигон? Лежала бы сейчас на горячем песке и нежилась под горячим солнцем. Так нет же, ее отправили в богом забытую дыру, хотят выпустить по русским. А это значит, что она может удариться в броню, и тогда будет сорвана прекрасная латунная рубашка, брызнет во все стороны свинец, разобьется стальное сердце. И даже если ей повезет и она только коснется брони, то превратится в калеку, валяющегося на пыльной обочине. А машина, которую незадачливый хозяин попытается подбить, даже и не заметит удара. Еще хуже попасть в тело человека: тебя вытащат из раненого, просверлят, сделают амулет, а когда надоест носить на шее, забросят в угол тумбочки или шкафа и только раз в год, по пьяни, достанут и покажут друзьям. А если убьешь человека, то будешь гнить в одном гробу с жертвой.

Нет, она сделает по-другому. И произойдет это очень скоро, ведь не зря вскрыли цинк, разорвали бумагу и каждую из них вставили в гнездо пулеметной ленты. Пуля почувствовала приближение боя. Скоро наступит ее черед.

Рано утром хозяин переговорил с бородатыми людьми и пошел к Дороге. «Саланг», «Хинджан» – только эти слова услышала Пуля перед тем, как афганец залег за камни и стал ждать. Соседки, предвкушая полет, тарахтели без умолку. Ей же не о чем было говорить. Она все решила.