Журнал «Юность» №05/2022

Мама не могла успокоиться. Но рыдания были совсем тихие, слабые. Утирала глаза и губы платочком. Одним из тех, что обшивала кружевами.

– Да! – встрепенулась. – Ведь это… Там… под столом, – кивнула в сторону комнаты, – в железной коробке… документы. Принеси.

– Потом, мам, – поморщился Свирин; это было совсем уже – как прощание.

– Сейчас надо… Неси…

Откуда у них появилась эта коробка, он не помнил. Старых, до революции, вещей больше не было. Только эта коробка из-под карамели. «Карамель. Высшiй сортъ»… Мама за ней ухаживала, когда краска на выдавленных на жести цветочках обшелушивалась, подновляла гуашью или чем-то подобным.

В коробке хранились когда-то открытки, письма, а теперь разные документы, квитанции за свет, земельный налог.

Свирин отодвинул тарелку с едой, поставил коробку перед мамой.

– От… открой… Достань.

Открыл, достал какие-то бумаги, вложенные в мультифору.

– Не то… Дальше… Вот. Это…

Вынул из шуршащего целлофана стопочку сложенных пополам бумаг. Свидетельство о государственной регистрации права, договор купли-продажи земельного участка, межевой план…

– Если с нами что… Наследство… оформи… Только, сынок… – Снова стали рваться рыдания. – Не продавай дом… Не продавай!.. Обещаешь?

– Конечно! – ответил Свирин торопливо, опережая тот миг, когда перед глазами возникнет картина безлюдной избы, заросшего сорной травой огорода, пустой собачьей будкой… Несколько минут назад он заклинал кого-то, что-то: весной все будет так, как было год назад, двадцать лет назад, тридцать… А теперь словно услышал, что заклинание не поможет.

Нет, все будет нормально. Сейчас приедут, заберут, вылечат. Да. Да.

– И деньги еще… В верхнем ящике… В конверте…

– Хорошо, мам.

– Хлеб через день… привозят. Не пропусти. Чтоб в магазин… не ходить.

Свирин повторял:

– Хорошо. Хорошо.

– Что… еще?.. – Она сдвинула брови. – А… в теплице… там под брезентом… капуста мелкая… Собаке кроши… вари… ей тоже витамины… нужны.

Захотелось самому зарыдать от этой ее заботы о витаминах собаке в такой момент, когда сама еле-еле, «чуть тепленькая», как говорила их соседка из дома напротив тетя Валя. Умерла в позапрошлом году.

– И ты тоже… питайся хорошо… Полный холодильник… А!.. А с работой как? – нашла мама новый повод для беспокойства. – Сможешь здесь… пока?

– Смогу, мам, смогу. Сколько надо, столько и буду.

– Спасибо, сынок…

– Я покурю? А ты, может, поешь. Разогреть?

Мама шевельнула рукой: не надо, не до еды.

Свирин приоткрыл дверь в сени, услышал за спиной.

– Шапку-то!..

Обычно хмыкал, говорил, что все нормально. Но сейчас послушно снял с полки над вешалкой свою меховую кепку-жокейку. Вышел.

Закурить получилось не сразу – руки дрожали. Хотелось думать, что от холода. И изба не прогрелась, а здесь, в сенях, вообще колотун. Зима, почти зима.

На двор выходить не стал. Стряхивал пепел в большую стеклянную пепельницу. Отец ею пользовался, и сейчас в ней лежала пара старых, посеревших бычков. Наверняка последние несколько дней не выходил. Или курил у печки, или вообще… Фельдшерица ведь сказала, что они не первый день в таком состоянии. Не первый…

Вспомнилось, хотя вспоминать ничего не хотелось, – отец сидит под навесом и выпрямляет гвозди на чурочке. Года два назад. Или три. Участок забора тогда в огороде упал.

Бывая у родителей летом, Свирин и не замечал его, этот участок – он успевал уже зарасти с обеих сторон крапивой выше человеческого роста. Не видел, ну и не проверял, как он там. А тут приехал в конце апреля. И правильно, что приехал, вовремя, – забор повалился. Нужно было срочно ставить новый. Тем более рядом бродили коровы – в стадо их еще не собирали, поэтому искали молодую травку на улицах, в проулках, могли и в огород зайти.

Столбики были, доски тоже кое-какие подобрал, а вот гвоздей не оказалось. Новых, прямых. Зато в дырявых кастрюлях хранились разные ржавые, гнутые. Пока Свирин вкапывал столбики, подбирал слеги, пилил по размеру доски, отец занимался гвоздями.

И в очередной раз проходя мимо, Свирин вспомнил отцовский рассказ о его первом воспоминании: «Не знаю, сколько мне было. Года четыре. Дом строили. И меня посадили гвозди прямить. Вот это первое, что осталось: сижу и постукиваю молотком, стараюсь по пальцам себе не попасть, а гвоздь выворачивается, не дается. И я чуть не плачу, ведь батя гвоздей ждет».

Спустя семь десятилетий отец так же сидел перед чурочкой – слабый, ссохшийся – и пытался справиться в выгнутым дугой гвоздем.

Свирин подошел и сжал ладонями худые костлявые плечи… Тогда ему было очень, до слез, жалко отца, а теперь хотел, чтобы следующей весной он был таким же. А не как сейчас…

Замерз, но возвращаться в избу не спешил. Что там делать, как пережить эти десять, пятнадцать минут до приезда скорой… А если она не приедет? Если мама упадет со стула? Потеряет сознание? Как ему быть? Что в таких случаях делать?

Затушил окурок тщательно, буквально растер. Оранжевая бумажка фильтра порвалась, под ней оказался цилиндрик из волокна, напоминающего войлок… Захотелось посмотреть в интернете, из чего делаются сигаретные фильтры.