Журнал «Юность» №08/2024

Я ходил по бывшему югославскому городу,
чьи здания были разрушены во время бомбардировок
авиацией НАТО; я смотрел на восстановленный Варадинский мост,
соединяющий берега Дуная; ходил по Набережной жертв рейда;
общался с местными жителями, изрядно поседевшими и морщинистыми,
чьи языки еще помнили русский из школьных уроков;
мне было неловко, потому что внутри прорастало ощущение
стыда за нашу нерешительность, нашу слабость,
перемешанную с черствыми хлебными корками девяностых.
Я чувствовал личную ответственность, хотя в 1999 году
был еще ребенком и вряд ли понимал что-то про
«Разворот над Атлантикой» и Приштинский бросок,
в чьих тенях невозможно спрятаться от Солнца.

Каждое утро я спускался из гостиничного номера на завтрак

в футболке с изображением Путина и российского триколора,
собирая коллекцию удивленных взглядов западных поэтов
(нас было около 30), а после выходил на улицу,
расположенную рядом с площадью Свободы, где шумел
славянскими голосами небольшой рынок для туристов,
а над всем возвышалась католическая церковь имени Марии.
Прохожие с интересом рассматривали меня и мою футболку, улыбались,
махали руками, напоминая детей на экскурсионном
автобусе. Думаю, что мне хотелось таким образом сказать им:
я – русский поэт, беру ответственность за все наши промахи и неудачи,
за все наши слабости и ошибки; мы тут, мы с вами, мы вместе.

Я общался с болгарской поэтессой Елкой Няголовой

и македонским поэтом Ристо Василевским (за что благодарю их,
пользуясь случаем). Еще был польский поэт (его имя я не запомнил),
говоривший на русском, но об этом он сказал случайно в последний
день поездки, поскольку, по его словам, нам не о чем разговаривать.
Я фотографировался с американским поэтом Ленсом Хенсоном
и венгерским поэтом Габором Г. Гьюкичем в знак победы
культуры над политикой.

В один из вечеров мы все выступали на европейском литературном фестивале,

где звучал оригинальный текст, а затем перевод. Я не помню,
какие выбрал стихотворения, но после прочтения ко мне подбежал
двухметровый серб, пожал руку и крепко обнял. Следом тоже подходили
какие-то люди, жали руку и улыбались, а меня переполняло
ощущение родства с ними.

Теперь я пишу это стихотворение и вспоминаю, как

ходил по сербскому городу, где впервые заявил о себе
двадцать первый век, а человечество посмотрело
в его красные заспанные глаза; по сербскому городу, где эпоха
                                разворачивалась тяжело, как бомбовоз.

МЕЛЬТЕШЕНИЯ