Она выпятила вперед губы для лучшего обзора.
– Всю жизнь мне испоганила. Меня теперь не воспринимают как личность. Поэтому я буду мстить. Присоединяйся.
– А смысл? Брови и губы нам никто не вернет. Они убыли.
– Не вернет. Зато почувствуем кратковременную эйфорию и хоть ненадолго восстановим душевное равновесие, зная, что обидчице пришлось хуже, чем нам. Меня Наташа зовут. Ну что, рассчитываю я на тебя? Ты не бойся – адвоката я уже нашла.
Ксюша согласилась. Наташа стянула у брата-ветеринара самый страшный скальпель – на нем даже шерсть и следы крови остались. Ксюша записалась к Амине на восемь тридцать. Зашли вдвоем, Наташа дверь за собой защелкнула и достала скальпель.
– Ну здравствуй, Аминочка, красота ты наша. Хорошо у тебя дела? Щас станут еще лучше. Ксюш, клади ее на кушетку, руки обмотай чем-нибудь. И телефон забери.
Амина телефон не отдавала, ложиться не хотела, пиналась, кричала матом и вообще показала себя волевой женщиной. Ксюша так бы с ней и не совладала, если бы Наташа не подошла и не ударила Амину по лбу, отчего та повалилась на кушетку. Девушки Амину привязали, смотрят на нее сверху. Наташа примеряется, как лучше резать.
– Хочешь, ты первая? – И протягивает скальпель Ксюше.
Ксюша пожимает плечами, берет нож. Брови у Амины черные-черные, четкие-четкие. «Атаманские», – подумала Ксюша.
– Девочки, да за что? – лепечет Амина.
– А ты думала как? – Наташа нависла над ней, почти касаясь губами. – Можно кривыми ручками людям жизни ломать, и ничего тебе за это не будет? Вот походишь с такой же рожей, как у нас, – и скажешь потом, как тебе.
– С какой рожей? Ну с какой такой рожей? Девочки, да хорошо вам. Нормально я все сделала. Это вы с непривычки так. Лучше, что ли, без бровей и без губ, как бледная поганка, ходить? Да вы сами посмотрите.
Ксюша посмотрела на Наташу, та кивнула и подала ей зеркало. Ксюша размотала повязку: кожа под ней была пунцовая, но сами брови яркость и четкость не потеряли.
– Вам только чуть-чуть подправить, – советовала с кушетки Амина. – И губки поднакачать, чтоб с бровями сочеталось.
Наташа, в свою очередь, отлепила пластырь под носом. Губы были припухшие, сочные, налитые.
– А вам, – сказала Амина, – брови бы поярче, тоже для гармонии. Давайте попробуем. Ну не понравится – зарежете. Только имейте в виду: у меня много родственников, и кровная месть – наша семейная традиция.
Через полгода Ксюша и Наташа пришли к Амине на коррекцию, а заодно – показать фотографии с двойной свадьбы на Сейшелах. Девушки успели за это время выйти замуж за футболистов. Амина смотрит на снимки – не нарадуется.
– У Ксюши платье обалденное. Со стразиками такое, блескучее.
– Это Наташкино. У меня с кружевом. Вот я рядом стою, видишь?
– Тьфу. Совсем уже. Простите, девочки. Наташ, давай ложись.
– Ложусь. Только я Ксюша.
– Да что ж такое?
Так Амина и не выучила, кто есть кто. Путала она и других своих клиенток: Иру – с Машей, Дашу – с Аней, Веру – с Настей. Народу все больше, как всех упомнишь? Рука у Амины поставлена, глаз наметан, работа спорится, тут не до имен. Главное ведь – гармония. И чтобы клиентки выходили от мастера счастливые, и чтобы все у них было одинаково хорошо.
Екатерина Паршинцева
Родилась в Тамбовской области. По образованию архитектор. В 2008 году переехала в Москву и основала интерьерную дизайн-студию. В 2017 году прошла обучение профессии сценографа в Британской высшей школе дизайна. Занимается писательским творчеством с 2022 года. В 2024 году обучалась в Creative Writing School и опубликовала свои первые рассказы.
Совещание
– Коллеги, надеюсь, что у вас и ваших близких все в порядке. Предлагаю начать планерку. Наш сметчик сообщает, что цена предложения, сделанного на прошлой неделе, может существенно возрасти после детального просчета. Что будем делать? Евгений.
– Считаю, что надо выходить на договор в любом случае. А после разберемся.
– Екатерина, ваше мнение?
– Думаю, что говорить о повышении надо сейчас, до заключения договора. Иначе потом нам обеспечены проблемы, и авторитет компании будет подорван. Это приоритетный заказчик. Мы должны играть в открытую.
– Извините, но мне нужно закрыть план до конца месяца, – противно хихикает Евгений.
«Какой же он ушлый, одно слово – продажник. Уже проходили не раз эту схему, взять клиента во что бы то ни стало, закрыть план, а потом расхлебывать претензии придется опять мне».
В этот понедельник планерка кажется особенно бессмысленной. Чувство потерянности не отпускает уже третий день. Диалог генерального и менеджера слушаю вполуха. Сегодня работаю из дома, и у меня привычка во время таких созвонов смотреть в окно. Это очень удобно, глаза отдыхают от экрана, и можно неспешно поглазеть на дворовую жизнь.
«Хотя бы солнечный день сегодня, хоть какое-то облегчение».
Рабочие мысли не хотят задерживаться в голове. Открытый страх последних дней улегся, но на душе все равно еще пустота, и что-то постоянно тикает, тянет в пучину мрачных размышлений.
«Такая страшная трагедия, 130 погибших, как же так…»