Журнал «Юность» №12/2021

После уроков он быстро зашагал прочь из школы, но Данила догнал его и, отдуваясь, сказал:

– Ну че, погуляем?

– А как же хоккей и русский?

– Мм… Отменился.

– Русский отменился? Или хоккей?

Данила замялся:

– И русский, и хоккей.

– Ну тогда пойдем, – согласился Кирилл. Все-таки они столько лет были лучшими друзьями.

Они пошли по направлению к центру на расстоянии друг от друга, которое сначала показалось Кириллу слишком большим, как будто они были не вместе. Но когда он попытался его сократить, ему стало некомфортно: видимо, он разучился быть с кем-то вдвоем. У Данилы было напряженное и озабоченное выражение лица, как у большинства взрослых. Оно словно бы говорило, что ничего хорошего в ближайшее время не ожидается, и надо стараться, терпеть, бороться до тех самых пор, пока все это в конце концов не закончится.

Видимо, Данила превращался во взрослого, и по этой причине им теперь было почти не о чем разговаривать. Кирилл попытался обсудить с ним новые фильмы и музыку, но Данила, как оказалось, в последнее время ничего не смотрел и не слушал. Потом они долго молчали, и Кирилл, увидев прямо по курсу зоомагазин, предложил туда заглянуть, чтобы разрядить обстановку. Они зашли туда и застряли на час. В огромных аквариумах там плавали потрясающие тропические рыбы: желтые с синими пупырышками, фиолетовые с зелеными гребешками, красно-желтые, будто охваченные пламенем. Один был заполнен крошечными акулами с необыкновенно злыми мордами: они суетливо нарезали круги, словно бы в поисках лоха, у которого можно отжать телефон. В отдельном резервуаре Кирилл и Данила увидели множество червяков, торчащих из песка строго вертикально и покачивающихся вместе с колебаниями воды. А в самом дальнем углу сидела в полупрозрачном баке рыба, похожая на собаку: она неотрывно смотрела на Кирилла и шевелила губами, пытаясь ему что-то сказать.

Когда они вышли на улицу, им снова стало неловко. Раньше они могли болтать без умолку и истерически хохотать, потому что им все казалось смешным: и истории, которые они друг другу рассказывали, и сценки, которые они наблюдали вокруг. Но сейчас истории не вспоминались, и поблизости ничего интересного не происходило. Тогда Кирилл, чтобы только не молчать, начал рассказывать Даниле про Питера Унгера и его идеи. Несколько месяцев назад, когда Андрей впервые заговорил с ним на эту тему, он начал со странного вопроса:

– Что такое телепортация, по-твоему?

Кирилл удивился:

– Ну, это когда тебя за несколько секунд переносят из одного места в другое.

– Хорошо, а как это делается? Что за технология, можешь объяснить?

До этого Кирилл как-то не задумывался о подобных вещах, поэтому не знал, что ответить.

– Ты в одном месте исчезаешь, а в другом появляешься, так? И где ты находишься между этими двумя моментами? – продолжал Андрей.

– Наверное, двигаюсь. Лечу по воздуху.

– Но мы знаем, что за несколько секунд ты не долетишь от Земли до Марса – это противоречит законам физики.

– Тогда не знаю.

– Телепортация – это когда в месте отправления тебя уничтожают, но сначала считывают информацию о том, как ты устроен. Информацию можно передать очень быстро, скажем, по радио. А на месте прибытия тебя собирают из новой материи согласно описанию.

– Ха, понял. Прикольно.

– Как ты думаешь, тот человек, который появляется в месте назначения, это ты или не ты?

– А он точно такой же, как я был до этого?

– Абсолютно. Никакой разницы.

– Тогда это я.

– Хорошо. А если информацию передать на двадцать разных планет, и в двадцати разных местах появятся двадцать точно таких же людей, как ты? Они все будут ты или только один из них будешь ты?

Кириллу такой вариант не понравился:

– Наверное, только один.

– А почему?

Мама рассказала ему про тайник: в обувной коробке, под ее черными лакированными туфлями, лежала целая пачка пятитысячных. Кирилл отлепил купюру – все они были новые, липли друг к дружке и казались ненастоящими, – и отправился в супермаркет.

– Не знаю. Просто мне так кажется.

Дальше Андрей начал объяснять, что современные философы занимаются этой проблемой, которая называется проблемой тождества личности. Они пытаются выработать критерии, по которым мы сможем понять, что на самом деле происходит с человеком в результате таких высокотехнологичных манипуляций – чтобы, когда они станут доступны, мы знали, как с ними обращаться.