Пришло время, он обнаружил червоточину в своей любви. Он любит для себя . Искренно, сильно, но для себя. Это горько, но это так. Он выдержал и такую истину о себе. Не истерил и не звал Евгеньича. Досадно только, что не понимал этого раньше. А так, хорошо, что он знает. Знание не обернулось, не могло обернуться каким-то катарсисом, не добавляло ему 'глубины' или чего-то еще в этом роде, но истина самоценна. Он это понял теперь.
Смысл, суть бытия, пределы, может, даже изъян абсолюта? Тогда он не справился с этим, слишком много в этом было его самого - его страхов, обид, надежд, риторики, нервов, ответов, рецептов, судорог и борьбы. А сейчас... это чувство вины. За то, что спрятался от 'вопросов' в любовь и в счастье? Что-то убавив тем самым в счастье, ущемив, умалив саму любовь?! А еще и эта проблема 'ада', до которого надо бы дорасти, стать достойным его, соразмерным ему или же свободным от него... И что тогда все-таки есть человек? Для чего предназначен? Он подумает об этом. Еще раз. Впервые, то есть. У него еще осталось сколько-то времени...
Звонок в дверь. Лев глянул в глазок. В черной мантии, опираясь на трость, рукоять которой сделана в виде головы пуделя, стоит Евгеньич.
Переводы
Эдвард Митчелл
УЖАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ 'ЖАБЫ'{1}
Не из-за недостатка предприимчивости или мужества капитан Питер Крам из Макрел-Коув, штат Мэн, не посетил в свое время Парижскую выставку на собственной шлюп-яхте 'Жаба'. И его знаменитая экспедиция провалилась не из-за каких-либо профессиональных недостатков. С тех пор, как капитан Крам отплыл на своем шлюпе до Бостона, несмотря на неблагоприятную погоду, в том числе сильный юго-восточный ветер с мыса Элизабет, и благополучно вернулся с грузом медфордского рома, хотя критики предсказывали неминуемую катастрофу, не было никаких сомнений в мореходных качествах 'Жабы'. Обычно в бухте Макрел-Коув признают, что капитан Питер Крам с триумфом достиг бы Парижа, но помешали злобные враждебные силы, справедливо ненавидимые и страшные для всех серьезных мужчин.
- О, 'Жаба' плывет, она плывет! - небрежно заметил капитан Крам своему соседу, дьякону Силсби, в его лавке в начале июня.
- 'Жаба' плывет, - согласился дьякон.
Капитан многозначительно посмотрел на дьякона, на лице которого появилось суровое выражение, как бы говоря, что суд ждет дальнейших сведений.
- Кто-нибудь из вас знает разумную причину, - продолжал капитан Крам, понизив голос до доверительного шепота, - почему бы 'Жабе' не перенести тебя, меня и сына Эндрю Джексона, Тобиаса, на большое шоу в Париж?
Дьякон пользовался репутацией человека, в трезвом состоянии обладавшего тончайшей логикой, как в богословских, так и в светских вопросах, на этой части морского берега. Он искренне сочувствовал проекту капитана, но считал, что сам должен действовать обдуманно, аналитически и осторожно.
- Хм! - сказал он, качая головой. - 'Жаба' - неплохая старая лодка.
- Она, - поддакнул капитан, - старая и выдержанная.
- Она не собирается разваливаться, - продолжал дьякон, - у нее дно хорошо прошпаклевано.
- С замазкой или без, - возразил владелец 'Жабы', - она ??плывет по ветру, как живая, и заботится о своем экстерьере, как леди.
- До Парижа далеко, - предположил дьякон, пересаживаясь с места на место, - и те, кто пускается по морю на кораблях (так можно сказать и о 'Жабе') отдает свою жизнь в руки стихии.
- Дьякон! - сказал капитан торжественно. - Вы не собираетесь превзойти Провидение или отрицать действенность молитвы? Разве вы не пойдете со мной вместе?
- Верно, - сказал дьякон, успокоенный комплиментом. - Благочестивый человек не боится ни ярости урагана, ни ярости левиафана. Вы уверены, что проложите курс?
- Если только географы не лгут, как беспомощные, - продолжал капитан, набирая обороты тем серьезнее, чем больше подробностей авантюрного плана приходило ему в голову, - это такой же простой путь, как в Хави-де-Грас и в Бангор. Вы делаете поворот вокруг мыса Соболь, а затем плывете практически вдоль берега. Кто сказал, что 'Жаба' не будет плавать? Дайте мне юго-восточный или юго-западный ветер, старый компас Эндрю Джексона со шхуны 'Парида', хороший запас провизии, две или три бочки рома по двадцать галлонов, ваши утренние и вечерние молитвы, и, извольте, я поставлю 'Жабу' на городской пристани в Париже через шестьдесят дней, несмотря на штормы и Вельзевула!
Капитан ударил кулаком по крышке бочки со свининой, принадлежавшей дьякону Силсби, с энергией, которая означала твердую решимость. Несколько соседей, зашедших в магазин, пока он говорил, и собравшихся вокруг него, привлеченные энергией его речей, аплодировали смелой клятве.
- Несмотря на штормы и Вельзевула, - повторил он.