Журнал Наш Современник №1 (2001)

За полтора века эта тема звучала с разных политических позиций. В. Е. Якуш-кин говорит, что “исследователи, разбирающие подробно николаевские взгляды Пушкина, особенно отмечают его проповедь о значении аристократического элемента, о значении дворянства... Происхождения они сложного: в нем участвовали и личная судьба, личное положение, отчасти же влияние Байрона, наконец, аристократические теории, которые Пушкин встречал у некоторых представителей революционного движения 20-х годов (известно, что тогда был составлен проект конституции с широкою ролью аристократии). Это вплотную, по мнению автора, связано с появлением новой знати — о чем поэт пишет в “Моей родословной”, и об этом есть и в прозе, в частности в его черновых тетрадях. “Пушкин,— отмечает автор,— вовсе не стоял на точке зрения безусловной дворянской гордости, что видно, например, из следующей фразы: “имена Минина и Ломоносова вдвоем перевесят, может быть все наши старые родословные, но неужто потомству их смешно было бы гордиться сими именами”1.

С другой стороны, подчеркивает Якушкин, Пушкина порою незаслуженно критикуют за “непозволительное прихлебательство перед властью-победительницей”. В его стихотворениях “Клеветникам России” и “Бородинской годовщине” якобы сквозит “непозволительная насмешка над побежденными”. Автор отмечает, что взгляд Пушкина на поляков и польский вопрос сложился “еще задолго до восстания и его чувство, выраженное в стихах, не потворство официальным сферам”2. Впрочем, указанный вопрос достаточно сложен и неоднозначно представлен в нашей литературе...

“Бориса Годунова” Пушкин вынашивал долго. Как он чистосердечно писал: “Передо мной трагедия. Не могу вытерпеть, чтоб не выписать ее заглавия: Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве писал раб Божий Александр сын Сергеев Пушкин в лето 7333 на городище Ворониче. Каково?” ( Курсив мой . — И. С. ). (Письмо П. А. Вяземскому 13 июля 1825 г.) Сказано азартно, может быть, озорно даже, но с глубоким знанием традиций летописания!

А. Н. Вульф, приятель поэта, записал: “Рассказывал мне Пушкин, как Государь цензирует его книги; он хотел мне показать “Годунова” с собственноручными Его Величества поправками. Высокому цензору не понравились шутки старого монаха с харчевницею”3.