Журнал Наш Современник №11 (2002)

10-е декабря. Приехал из Парижа писатель В. Максимов. В 50-е годы он жил в Краснодаре. Позвал на чай в музей им. Кухаренко старых знакомых. Пришел побыть хорошим товарищем и любимец крайкома партии, который в старые годы закладывал Максимова партийным сторожам. Разговор был грустный: о нынешней жизни. Вспоминается, как я был у него в Москве, он жил в одном доме с Ю. Казаковым на Бескудниковском бульваре. Неубранная комнатенка, переводные книги в шкафу. Рассказал мне, что хотел бежать на Запад из Чехословакии, но, “понюхав Европы”, сказал себе: “Лучше я умру где-нибудь в Вологодской области, чем...” Лужков не вернул ему той квартиры на Бескудниковском бульваре. Знал бы Я. Г. Кухаренко, кого пускать будут в его большую хату, после какой казачьей погибели завздыхают нашкодившие писатели о России.

 

1993

Январь (Пересыпь). У соседа по стенам фотографии Сталина. Он часто с ним разговаривает.

— Я ему говорю: “Нy что будем делать? Когда прикончим этот бардак?” А он мне: “Я же тебе сказал: “Начинайте!”

 

8 июня. Считается (и очень многими), что хорошо жить — это преуспевать на рынке человеческих отношений, быть впереди соседа, утешить свой гонор, быть заметным. А хорошо жить, по-моему, — проснуться в Пересыпи и увидеть во дворе матушку, сорвать укропчик, наклониться к детскому ростку капусты, огурца, потрогать листья ореха, потом позавтракать с матушкой, взять тяпку и убрать сорняки, почитать что-нибудь близкое, почувствовать, как до вечера будет тянуться твое спокойнее прозябание, написать письма родным, на закате полить малину и смородину и ждать звезд на небе...

Столько раз за четверть века читал я что-нибудь до трех-четырех часов ночи умное, талантливое, гасил свет и шептал себе: “Нe мне, не мне заниматься литературой”. Так и нынче; четвертый час утра... Все так же шепчу: “...не мне, не мне...”

 

Еще молодая женщина жила вдали от родной Перми. Отец и мать недавно умерли: могилы их она не могла навестить. И вот утром в родительский день прилетели к ней в комнату на шестом этаже две птички. На заре они стучали сначала клювами в стекло; потом, когда она поднялась и ушла на кухню, они влетели в открытую форточку. Это были стрижи! В этих местах они задерживались редко. Целый день, а потом ночь они прыгали в комнате, не боялись, садились на руку хозяйки. Утром, когда она проснулась, их уже не было, наверное, души отца и матери прилетали...

 

Ну зачем к 200-летию Екатеринодара привозить сюда на празднование из Москвы “Поле чудес” (шоу-игра), а из Одессы “Клуб веселых и находчивых”?! Умерла казачья Кубань. Будут накормленные эстрадные звезды из столицы, а хористы из станиц будут полуголодные и почувствуют счастье, когда автобусы повезут всех домой...

 

Октябрь. Русский патриот останавливает возле базара офицера.

— Господин офицер! Вы знаете, что по Дому правительства в Москве стреляли офицеры? Солдаты отказались.

— Я там не был.

— А почему же вы не защищали русский народ? Вы будете стрелять в меня? Армия струсила. Где же честь русских офицеров? Я бы на вашем месте пошел домой и застрелился, если у вас есть оружие.

Так он разговаривал на улице часто со многими, допрашивал: где вы были в день расстрела Дома правительства господином Ельциным?

А местные коммунисты попрятались.