Журнал Наш Современник №12 (2004)

В нашей поистине сумасшедшей жизни убийство подчас превра­щается в своего рода   э к с т р е м а л ь н ы й   с п о р т.   Русские бизнесмены в основном удовлетворяются симулякром: пейнтболом — стрельбой по людям шариками с красной краской. При попадании шарик обрызгивает “жертву”, что создает иллюзию убийства. А вот чеченские толстосумы в поисках острых ощущений уезжают к боевикам. В дневнике арестованной террористки Заремы Мужахоевой есть выразительная запись: “Иногда в горы приезжали повоевать богатые чеченцы из Москвы. У них это называлось “охота на зайчиков” (“МК”, 5.10.2004).

И все-таки самой страшной приметой новой “убойной” России стало преступ­ление скромного слесаря из Архангельска. Помните, в начале года в этом северном городе взлетел на воздух жилой дом, погибли десятки людей. Следова­тели по привычке стали искать чеченский след. Однако пришли к неожиданному открытию: “В качестве основного подозреваемого задержан некто Алексейчик, 26 лет от роду, несколько лет назад уволенный из “Горгаза”. Жуткое преступление он совершил якобы из чувства мести” (“МК”, 24.04.2004).

Конечно, учитывая особенности работы следственных органов, можно предположить, что в данном случае имеет место самооговор. Все-таки в голове не укладывается, что из чувства обиды, тем более давней, человек может убить десятки ни в чем не повинных жителей! Но если версия подтвердится, то это будет означать, что общество столкнулось с угрозой, масштаб которой далеко превосходит чеченскую .

В самом деле, сколько террористов может поставить Чечня, если общее число боевиков в течение последних лет колеблется от нескольких сот до двух тысяч? А теперь прикиньте, сколько в России людей, имеющих основания — надуманные или самые что ни на есть реальные — считать себя обиженными. И сколько в современном быту технологий, умышленное повреждение которых может повлечь масштабные катастрофы. Сложите то и другое...

До сих пор существовал какой-то регулятор, некая незримая завеса, не позволяющая человеку, считающему, что жизнь крупно задолжала ему, открыть газовый вентиль в жилом доме (или отравить питьевую воду, или рвануть бомбу на многолюдной улице).   Т е х н и ч е с к и   все это вполне осуществимо. Удерживало другое —   п с и х о л о г и ч е с к и й   барьер.

Похоже, он снят. А это означает, что государство вплотную подошло к черте, за которой — распад. Не только административно-территориальный. Не только политический. Увы, приходится говорить о самой страшной разновидности распада — деградации общественных связей и самого человека. Процессе, заканчивающемся пресловутой    в о й н о й   в с е х   п р о т и в   в с е х .

*   *   *

Здесь, собственно, можно было бы поставить точку. Но сердце, но уязвлен­ное национальное чувство не довольствуется сухой констатацией, требует объясниться.

Демпресса, приводя факты распада, зачастую чуть ли не смакует их. Вот видите, какова   э т а   страна — лейтмотив, явственно различимый во множестве публикаций. При таком отношении информация становится   е щ ё   о д н и м   фактором распада.

Это настолько очевидно — и нестерпимо! — что многие патриоты, в том числе известные политические деятели и журналисты, требуют законодательного ограничения распространения негативной информации. Идея, на мой взгляд, в корне неверная. Это позиция страуса, при виде опасности зарывающего голову в песок — чтобы не видеть. Опасность не исчезнет, а головы можно лишиться...

Тем более что призывы к “ограничению негатива” закрепляют за патриотами ярлык противников свободы слова, ретроградов, сторонников диктатуры. Выиграть соревнование за симпатии общества (а мы должны сделать это, чтобы повлиять на его развитие) с таким имиджем невозможно.