Журнал Наш Современник 2009 #3

Аналитическая критика главным образом ищет "источники", изучаемое произведение всякий раз соотносится с чем-то иным, стоящим за литературой. Таким "стоящим за" может быть другое, более раннее произведение, то или иное обстоятельство биографии автора, либо "страсть", которую писатель реально испытывает в жизни и "выражает" в своём творчестве. Здесь важно не столько то, с чем соотносится произведение, сколько сама природа соотношения; во всякой объективной критике она одна и та же — соотношение носит характер аналогии, а это предполагает уверенность, что писать — значит лишь воспроизводить, копировать, чем-либо вдохновляться и т. п. Как только перестает быть видна аналогия, самый суровый критик-рационалист с доверчивым почтением склоняется перед "таинством" творчества. Парадокс заключается в том, что сходства с образцом объясняются в духе строжайшего позитивизма, а различия — в духе "магии".

Но ведь столь же успешно можно утверждать и другое — что литературное творчество начинается именно там, где оно подвергает изменению свой предмет (или то, от чего оно отправляется). Поэтическое воображение не формирует, а деформирует образы (В. В. Розанов убедительно доказал это в своих статьях о Гоголе).

Например, описание страсти не всегда проистекает из страсти, пережитой в действительности, часто отрицание реально пережитого не менее важно. Реальные движущие мотивы творчества: желание, страсть, неудовлетворенность и т. д. — могут порождать противоположные им душевные представления, и, как результат этой инверсии, явиться в произведении художественной фантазией, компенсирующей отвергаемую действительность. Соотношение творчества и действительности вовсе не обязательно состоит в сходстве. По глубинной своей сути словесность "нереалистична".

Литература "удваивает" действительность, при этом не сливаясь с ней; вытягивает её из тьмы неназванного, заставляет её дышать и обретать смысл в ином — художественном измерении. Писатель вызывает к жизни целые миры. Внушающая сила слова заставляет нас грезить этими запредельными мирами. В этом — особое могущество логоса.

Отказ от постановки вопроса о сущности литературы означает, что существо это предполагается извечным, или природным — одним словом, что литература есть нечто само собой разумеющееся.

Но что же такое литература? Зачем писатели пишут? Разве Шолохов писал из тех же побуждений, что и Лермонтов?

Не задаваться такими вопросами — значит, уже ответить на них… то есть принять традиционную точку зрения обыденного здравого смысла, согласно которой писатель пишет просто-напросто ради самовыражения, а существо литературы состоит в передаче чувств и страстей (точка зрения и любительской критики).

Подтверждением вышесказанного могут служить слова поэта и критика Рильке: "У каждого художника должен быть первоэлемент своего искусства, понимаемый и технически (совокупность приёмов, позволяющих художнику выразить свой мир), и идейно (великая идея, которой он поклоняется и которую жаждет увидеть осуществленной в жизни)… Художник творит в трёх мирах: вечная природа, страдающая и мстящая, когда насилие человека над нею переходит предел; человеческое общество, к которому относится и толпа, и бомонд, и индивидуй-созерцатель; собственная душа, Я художника. Эти три мира объединяет одно — культура"\

Современная национальная литературная критика служит логосу, в котором испокон века заключено духовное первоначало; ощущает себя причастной к традициям русской "идеальной" критики; всецело располагается в нынешнем идеологическом контексте.

Идеологическая борьба по-прежнему присутствует в общественной жизни наряду с борьбой политической и экономической. Кто и как с нами (русским народом) ныне борется, мы все хорошо знаем — либералы своими "реформами". Вопрос в другом: какая идея поможет нам (русскому народу) выстоять в этой борьбе? — Русская, национальная идея, которая выражена во всех формах общественного сознания. Задача современной русской критики — в поддержке современной русской (не русскоязычной!) литературы, в отстаивании этой творческой идеи.

В чём же сущность этой идеи?

"Русская идея есть идея сердца, - писал философ Иван Ильин. — Идея созерцающего сердца. Сердца, созерцающего свободно и предметно; и передающее своё видение воле для действия, мысли для осознания и слова. Вот главный источник русской веры и русской культуры. Вот главная сила России и русской самобытности. Вот путь нашего возрождения и обновления. Вот то, что другие народы смутно чувствуют в русском духе, и когда верно узнают это, то преклоняются и начинают любить и чтить Россию"².

Если отнести эти слова к национальной критике, то она призвана блюсти и поддерживать этот дух любовной созерцательности и предметной свободы в русской литературе.