Журнал Наш Современник №4 (2003)

Об истинном положении русской культуры в России — культуры, угодившей в опалу, — можно почерпнуть интересные сведения из социологических исследований. Например, опросы последних лет показали, что уже с середины 90-х годов стала меняться ценностная ориентация населения: от западни­ческих увлечений — к своему, русскому. Существуют, как везде и всегда, возрастные различия во вкусах и приоритетах, но они, по оценкам социологов, не приняли форму фронтального разрыва. Молодые люди до 30 лет более открыты западной культуре, но уже после 30 лет усиливается интерес к русской музыке, русскому искусству, а с 50 лет им отдается предпочтение. Конечно, здесь к социологическим показателям следует добавить, что интерес к Западу претерпел в России качественное изменение. Не “священные камни Европы”, как у Достоевского, не чтение взахлеб Ремарка и Фолкнера, как еще недавно. В теперешней России переводят и издают коммерческую литературу, а во Франции, в Институте славистики (!), обсуждают творчество Марининой.

Но примечательно, что, по данным социологов, в студенческой среде только чуть более одного процента респондентов считают эрудицию в области культуры чем-то лишним и бесполезным. Опрос проводился в одном из московских технических университетов. Большинство студентов ответили, что в наше время необходимо быть культурным человеком. Это не значит, что они на самом деле постоянно занимаются расширением своего культурного кругозора. Скорее, здесь выражена преемственность поколений, влияние сохранившегося в России культурного пространства. Но что-то могут значить и действия русского культурного сопротивления , становящегося все более популярным у студентов.

В технических вузах большинство составляют молодые люди из интелли­гентных семей с невысоким уровнем жизни. Где-нибудь в частном вузе, готовящем менеджеров по гостиничному бизнесу, социологи получили бы другие результаты. Но о разном отношении к культуре в разных слоях населения речь пойдет дальше. А в лучших технических вузах России, ставших универси­тетами, теперь дают студентам не только современное инженерное знание (действительно университетское, а не узкоспециальное), но и ввели предметы гуманитарного цикла. Не только юриспруденцию и экономику, но и русскую историю, философию, культурологию. Нашей высшей школе сегодня прихо­дится восполнять пробелы общеобразовательной школы, отстаивать традиции нашей национальной системы образования, согласно которым ее главнейшая задача — воспроизводство национальной культуры, а сегодняшней России угрожает воспроизводство культуры в сниженном качестве — и русской, и культуры других народов России, о чем и предупреждает Абдулатипов.

Позицию высшей школы в этом вопросе сформулировал в своем выступ­лении на VII съезде Российского союза ректоров президент Союза, ректор МГУ В. А. Садовничий: “Государственность, всесословность, фунда­менталь­ность — основы российского образования”. Про всесословность мы в России давно не слышали. Но для воспроизводства национальной культуры стало необходимым не только отстаивать качество образования. В МГУ открыли подготовительные курсы для пятисот молодых людей, которые придут из армии. В Екатеринбурге ректор Уральского университета В. Е. Третьяков назвал такие подготовительные курсы рабфаком — для выпускников сельских школ и ребят, отслуживших в армии. Глава Госкомитета по рыболовству Е. И. Наздратенко, как только удалось восстановить рыбзавод на острове Шикотан, сразу же добился, чтобы там открыли филиал Дальрыбвуза.

Вопреки всем стараниям власти, планы которой выболтал распираемый от гордости Пинский, в России все еще сохраняются “образовательные амбиции” (терминология реформаторов). В 2002 году 80 процентов выпускников средней школы подали заявления в вузы. Цифры по сельским школам ниже, но все-таки... В Рогнедино, Брянской области, из 44 выпускников больше половины поступили в вузы, остальные получают профессиональное образование в местном училище. В Пошехонье, Ярославской области, из 177 выпускников треть поступила в вузы, остальные учатся в ПТУ и колледжах.

По данным — не правительственным, а Института социально-экономи­ческих проблем РАН — в России за чертой бедности оказалось 42,6 миллиона. На что могут надеяться дети, живущие за чертой ? В советские годы финансовая поддержка на одного студента была у нас выше, чем в США. Теперь — ниже. В одной из школ Омска, находящейся на окраине, в рабочем поселке, где почти ни у кого нет работы, социологи задали школьникам вопрос: “Если бы ты нашел миллион, как бы ты им распорядился?”. Ребята написали и про покупку шикарной иномарки, и про заграничные путешествия, и про все прочее, что показывают по телевизору. Однако более половины подростков из обнищавшего рабочего поселка решили потратить миллион на то, чтобы доучиться в школе и поступить в вуз .