Самолет, освобожденный от шеститонного смертоносного груза, словно облегченно вздрогнул — и в это время получил резкий удар по правому крылу: прямое попадание зенитного снаряда. Бог ты мой! Пробиты топливные баки. За самолетом в воздухе тянется бензиновый шлейф. Ранение для машины смертельное — это уже видно по управлению. Появился крен, из которого я с большим трудом самолет вывел. Вызываю Панченко:
— Первый подшассийный! Доложи, какие повреждения!
В ответ молчание. На второй запрос также нет ответа. Первая жертва в экипаже!.. Слышу доклад центрального стрелка Секунова:
— Командир, загорелся третий двигатель!
Приказываю бортовому технику выключить третий двигатель и потушить пожар. Предупреждаю экипаж, что, скорее всего, придется покинуть самолет, чтобы успели приготовиться к прыжку, а сам в это время резко соскальзываю на левое крыло, стараясь сбить с плоскости пламя. Бесполезно! Пожар разрастается с неимоверной быстротой. Включенные огнетушители оказались против него бессильны.
Слышу доклад кормового стрелка Ярцева, что бомбы легли точно в цель, фашистские эшелоны горят. Хорошо хоть, что боевое задание выполнено. Однако мы в крепком переплете, из которого надо выскребаться! С большим усилием доворачиваю самолет в сторону линии фронта. Кабина уже задымлена, появилось пламя. После пожара жди отказа управления. Плохи твои дела, командир! Но — спокойно, действуй. От тебя зависит жизнь экипажа и твоя собственная жизнь. Главное сейчас — перетянуть линию фронта: плен для летчика страшнее гибели. Кормовой стрелок докладывает:
— Корабль весь в огне!
Я сам это вижу. Огонь уже добрался до унтов, пламя лижет мне лицо, я почти не вижу показания приборов. Срочно включаю рулевые машинки автопилота — автопилот заработал, какое везение! Теперь я могу перчатками прикрыть от огня лицо — места, не защищенные кислородной маской. Линия фронта должна быть уже под нами. Приказываю:
— Экипаж! Всем срочно покинуть самолет! Всем прыгать!