Журнал Наш Современник №6 (2001)

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..

а также:

Сбылось — и в день Бородина

Вновь наши вторглись знамена

В проломы падшей вновь Варшавы;

И Польша, как бегущий полк,

Во прах бросает стяг кровавый —

И бунт раздавленный умолк.

Невозможно, вне зависимости от обстоятельств, не разделять также близкого “Бородинской годовщине” пушкинского порыва, адресованного Денису Давыдову:

Тебе, певцу, тебе, герою!

Не удалось мне за тобою

При громе пушечном, в огне

Скакать на бешеном коне.

И нельзя не вспомнить, что достойные пушкинской лиры подвиги Давыдова были совершаемы не только в ходе наполеоновских войн, но и значительно позже. Прославленный в прошлом партизан, поэт, отставной генерал-майор, ведший умиротворенную жизнь русского барина, Давыдов вынужден был однажды решительно “тряхнуть стариной”. Он вспоминал потом, говоря о себе в третьем лице: “Тяжкий для России 1831 год, близкий родственник 1812-му, снова вызывает Давыдова на поле брани. И какое русское сердце, чистое от заразы общемирного гражданства, не забилось сильнее при первом известии о восстании Польши? Низкопоклонная, невежественная шляхта, искони подстрекаемая и руководимая женщинами, господствующими над ее мыслями и делами, осмеливается требовать у России того, что сам Наполеон, предводительствовавший всеми силами Европы, совестился явно требовать, силился исторгнуть — и не мог! Давыдов скачет в Польшу...”5.

Оставим на некоторое время Давыдова в распоряжении ямщиков и станционных смотрителей старой России. Признаем, что проблема “Пушкин и Польша” уже привлекала к себе внимание историков и литературоведов, добросовестно воспроизведем наиболее впечатляющие фрагменты доступных нам научных работ и критически задумаемся над ними в надежде на обретение дополнительных смысловых оттенков.