Журнал Наш Современник №7 (2003)

А окиньте взглядом просторную еще нашу землю: неужели никто не удивляется тому, что во многих русских городах, в том числе и в Иванове, строятся мечети? И мы уже спокойно смотрим фильм “Мусульманин” и почти оправдываем и сочувствуем русскому парню, принявшему ислам. А ведь он, если уж русский, то и православный, и переход в другую веру испокон веку считался большим грехом. И не побегут ли записываться в мусульмане в новых мечетях и другие парни и девки наши? Может, массового исхода и не будет, разве что единицы обманутся. Но ведь каждая новая мечеть — это еще и центр притяжения в наши края сотен и тысяч других мусульман. Это для них многие беженцы из южных республик, что осели в последние годы в русских палестинах, скупают квартиры, дома, земли. Последствия?.. Думаю, многим они ясны. Недаром проблема исламизации России настораживает многих, в том числе и некоторые средства массовой информации, в частности журнал “Русский дом”.

Я не против ислама или католицизма, я против того, чтобы на исконно русских землях так вольготно чувствовали себя разного рода вербовщики-миссионеры. Сегодня, когда в мире уже идет война религий, хотя и скрытая еще, тихое пока проникновение мусульманства в русские пределы может вскоре обернуться острейшим межрелигиозным и межнациональным противостоянием.

Вспомним, к случаю, статью Ф. М. Достоевского “Фома Данилов, заму­чен­ный русский герой”: “Сам хан обещал ему помилование, награду и честь, если согласится отречься от Христа. Данилов отвечал, что изменить он кресту не может и, как царский подданный, хотя и в плену, должен исполнить к царю и к христианству свою обязанность. Мучители, замучив его до смерти, удивились силе его духа и назвали его батыром, то есть по-русски богаты­рем... да ведь это, так сказать, — эмблема России, всей России, всей нашей народной России, подлинный образ ее...”

И вот скажите мне: кто ныне помнит этого героя-мученика, эту “эмблему” России? Зато любого школьника спроси: кто такие Басаев, Масхадов или Гелаев? — сразу ответят. Сравнительно недавно узнали о подвиге Евгения Родионова. Но ведь он же был не один. А что мы знаем о других наших солдатах, показывающих примеры подлинного героизма в Чечне? Где очерки о них, фильмы?

Отступление от Православия, беспамятство наше дорого стоили русскому народу. Наши школы перестали воспитывать граждан, патриотов, сыновей и дочерей, преданных России. А ведь это их главная задача.

У меня не идет из головы случай, о котором мне рассказали вскоре после 200-летия А. С. Пушкина. Учитель (не литературы) одной из так называемых элитных школ спросил одиннадцатиклассников: “Кому посвящено стихо­творение Пушкина “Во глубине сибирских руд...”? В классе нависла тягостная тишина. А через какое-то время звучит одинокий голос: “Шахтерам?”

Не знать своих героев, классиков литературы, не задумываться о том, что происходит в их собственной стране — не позор ли это современной школы? Все заглушила масскультура, американские боевики, денежный бум. Неужели власть предержащие не видят всего этого?

А какая крутая волна была поднята в свое время нашей прессой и телевидением по поводу введения в школьную программу факультативных занятий по православной культуре! Обвинения, подозрения, a то и просто откровенная злоба были исторгнуты на православную церковь и священно­служителей. Понимают ли все эти охранители светских устоев, что страна и народ наш подведены к краю пропасти? Единственное, что еще может спасти нас, так это высокое русское самосознание, сознание того, что за плечами у каждого из нас великая история, и понимание, что религия, Православие — это самое могучее средство возрождения нации, массового воспитания морали. Давайте хоть на краю-то прислушаемся к прозрениям и заветам нашего гения — Ф. М. Достоевского.

II

 

Он иногда звонит в мою квартиру и, виновато улыбаясь, мягко говорит:

— Мне бы ключик от мусоропровода. Опять забили коробками.

Ему около сорока; полноватый и медлительный в движениях, с широким лицом и кроткими глазами. Его работа — вывозить мусор, который жильцы дома спускают со всех этажей по трубе в мусоросборник, что в полуподвале. Володя — так все его зовут — вывозит эти отходы быта на таратайке, взгромоз­див на нее картонный короб. Тихий, безобидный, совсем непьющий человек. Особенно хороша у него улыбка — открытая, тихая, детская даже.

И вот как-то снова звонит.

— Что, Володя, ключ?

— Нет,— замотал головой и протянул вперед руку. — Не ваша?

На ладони его лежала золотая сережка с камушком.

— Нет.

— По ошибке, видать, кто-то... Маленькая вещь, с мусорoм, наверно. Блеснула, гляжу... Извините! — И отошел к соседней двери, поднял руку к кнопке звонка.

Господи, вот праведная душа!

Случай тот запомнился, и я однажды напомнил ему о нем, спросив — нашел ли он тогда хозяйку сережки.

— Нашел. На вашем же этаже.

— А ты вот не польстился на нее.