Журнал «Приключения, Фантастика» 4 ' 96

Лица его не было видно, но так у нас, сколько я помнила, всегда одевался дед Селиверстов. В том его и похоронили, это я хорошо помню, сама ходила смотреть. И тут почувствовала я, как волосы на моей голове поднимаются дыбом, а душа с бешеной скоростью устремилась в пятки. Когда говорят «душа ушла в пятки», это отнюдь не ради красного словца. Некий плотный и тугой комок сконцентрировался у меня именно в пятках, побуждая к одному только действию — как можно скорее бечь. Но прежде чем удариться в бега, я оглянулась. Весьма уже материальная фигура деда оторвалась от могилы и не спеша направилась к выходу. И тут я рванула. Не разбирая дороги, перепрыгивая через могилы, устремилась куда глаза глядят, непонятно, как только шею себе не свернула. На счастье попался мне пролом в стене и вылетела я в него, будто птичка. Одеяло так и осталось там, под деревом, а обрывки своего свитера растеряла по всем крестам и кустам.

Наутро оказалось, что не я одна поспешно спасалась бегством. Хватаясь за головы и в ужасе тараща глаза, подруга мои поведали, как, сидючи в кустах, увидели вдруг деда Селиверстова. Недавно похороненный дед собственной персоной прошествовал мимо них по направлению к деревне. Причем одна из них утверждала, что глаза у деда горели, как у волка.

Верно говорят, у страха глаза велики. Но кто знает, может, не так уж и велики?

Кикимора болотная

А однажды была я в гостях и засиделась до вечера. Ничего, думаю, добегу, бешеной собаки семь верст не крюк. Тем более, ночка-то какая лунная, прогуляться удовольствие одно. И пошла. Мимо леса, пешком, а уже стемнело. Но в те времена страх во мне начисто отсутствовал. Как говорилось выше, ни в сон, ни в чох…

И имелось там, на пути одно маленькое болотце — не болотце, а так, тьфу, вязкое место. Предусмотрительные люди дощатый мостик через него перекинули, но несколько в стороне от тропы. Показалось мне лень идти к мосту, ну и поперла я напролом. Эх, где наша не пропадала! И чувствую вдруг, что увязла. Дернула одну ногу, дернула другую — ну никак! И сделалось мне не по себе. Остановилась дух перевести, и сразу почувствовала некий посторонний взгляд со стороны. Кому, думаю, в таком месте и в такое время? Неужели еще один бешеный нашелся? Обернулась — мать честная! Сидит!

Вот тут даже описать затрудняюсь, кого или чего я увидала. Вроде не такое оно и большое, а страшное. Кожа на нем бугристая, пупырчатая, руки-ноги как у лягушки, а мордочка совсем человечья. Смотрит оно и вроде как ухмыляется. А потом шлеп! — перепрыгнуло ближе ко мне. Шлеп! Шлеп! — еще ближе, и глазки эдак сверкают зелененьким огоньком. У меня мурашки по телу побежали, и стало так холодно, будто кусок льда положили за пазуху.

А она снова — шлеп! — целый фонтан вонючей болотной жижи брызнул мне в физиономию. Я вообще всегда несдержанна на язык, а здесь подавно, сам Бог повелел выругаться по-матушке. Завернула аж семиэтажным, а когда продрала от грязи очи, нежить уж исчезла, как не бымши. Тогда ноги мои сами в ход пошли, не помню, как отмахала весьма приличное расстояние до дома.

Могла бы, конечно, сослаться на выпитую в гостях рюмку вина и зеленого змия, но как не убеждала себя, ничего не получалось. После этого случая если и в сон-чох не поверила, но к тому близка.

Лешовы забавы

К концу июня поспевает земляника. Вкусная вещь, скажу я вам. С самого утра гуляла в лесу, не столько собирала, сколько ела, и, объевшись не на шутку, прилегла отдохнуть под кустом. И уснула, да так крепко, что проспала и весь день, и вечер, и проснулась лишь когда взошла полная луна.

Нужно мне было сначала осмотреться и сориентироваться, а я вскочила и сразу понеслась. А куда? Вот этого и сама не знала. Остановилась лишь когда запуталась в буреломе. Тошно стало. Представила себя на моем месте — ночью, одна, в густом лесу. Черт его знает, какие тут в темноте звери рыщут. Сожрут и косточек не оставят! Так жалко мне себя сделалось, чуть не заплакала. И заревела бы, но отвлек большой пень по правую от меня руку. Грандиознейший, я бы сказала, пень, никогда таких не встречала. Баобаб здесь рос, что ли? Смотрю я на этот пень и вижу — один глаз у него приоткрылся. И моргнул! Свят-свят-свят! Рука моя сама потянулась сотворить крестное знамение, да застыла на полпути, одеревенев. Хочу молитву прочесть, а ни одной не знаю, в школе, сами понимаете, не учили. Вертится на языке: «Отче наш, иже еси на небес и…» а как дальше, не помню.

А у пня тем временем и второй глаз открылся. Смотрит он на меня, как удав на кролика, того и гляди разинет пасть да съест. Чувствуя я себя перед ним этакой маленькой, ничего не значащей козявкой.

Не знаю, что меня спасло, только вспомнила я, как опытные охотники лешака ублажают. Корзина с ягодами была еще при мне, не потеряла. Преодолев ступор, повесила ее на ветку. И тот час наваждение исчезло. Когда выбралась из леса, начинало уже светать. Снова куда-то пропали несколько часов. Пропала и корзина.

Мельник