Ларго заглядывал в ядра, иногда ошибался и надкусывал не тот плод. А потом наконец нашел. Девушка, посвятившая свою жизнь садовой магии.
Жадно откусил, сосредоточился и, медленно разжевывая грубую кожицу, представил, как корни дерева засыхают.
Ларго снял с себя шарф, куртку, свитер. С помощью силы успешно подобранного плода связал все в одну котомку. Плоды потянулись в сумку, собрались.
Столик понес светящихся заложников, а Ларго пошел впереди. В одном кармане – пленник с ядром мага-лекаря. В другом – ядра магов-истребителей. В каждой руке по боевому плоду. Прежде чем скрыться в тумане, Ларго обернулся: дерево было мертво.
Покинувшая тело дрожь вернулась, но теперь она была совсем иного характера. Однажды папа дал ему попробовать вина. Состояние было примерно такое же.
Ларго устал жевать, вгляделся в туман – никого. Он покрутил в руке боевой плод, липкий, сияющий. Может, туман рассеивается от плодов? Ларго поднес было плод ко рту, но что-то ударило в спину, и плод взлетел в воздух. Нунтар набросился сверху, засунул в рот Ларго скользкие пальцы, мальчишка машинально укусил, извернулся под холодным телом. Нунтар ухватил Ларго за волосы, потянул на себя до хруста.
Вот он, конец.
В глазах потемнело. Но тварь отпустила, кинулась к валяющемуся плоду.
Ларго поднялся, в голове звенело. Это нормально, так бывало уже, когда мама била сильно. Вот только она останавливалась, а нунтара ничто не остановит. Ладони взмокли, боевой плод чуть не выскользнул, и Ларго бы успел откусить, но нунтар бросил ему в глаза горсть земли, а затем бросился и сам, повалил Ларго, впился по ошибке не в плод, а в руку. И тут же в бок твари со всего размаха влетел столик. Раздалось хихиканье.
Столик все с новой силой, упрямо и отчаянно, бодал противника, но нунтар все сильнее сжимал руки на шее поверженного. Все поплыло, Ларго захрипел.
В кармане оставался маленький, как незрелая слива, плод мага-лекаря. Но нунтара не победить им.
Когда мама спрашивала, кого Ларго любит больше, ее или папу, он всегда отвечал, что ее. Жить ему с мамой, побои терпеть от нее, а такие признания ее на время смягчали. Однажды Ларго остановил истерику мамы одним лишь «я же тебя люблю». Но, к сожалению, удивить можно только один раз.
Ларго отпустил душившие его руки нунтара, выхватил плод и запихнул его в рот ошеломленного врага. Тот от неожиданности отпрянул, Ларго прижал ноги к себе и со всех сил оттолкнул нунтара. Подтянул к себе сумку с плодами и всю ее высыпал перед тварью.
Изобилие и близость плодов ослепили врага. Тот принялся хватать их, рвать зубами, старался отгрызть как можно больше. Силу из них он извлечь не мог, но жаждал воспоминаний, скрытых в плодах. Простых человеческих воспоминаний о солнце, о летнем и зимнем ветрах, о крышах с красной черепицей и запахе свежей краски на бордюрах, о запахе костра и только что скошенной травы, о звонке при входе в пекарню, о людях, спешащих на воскресную молитву, о белых птицах в небе и, конечно, о хлебе…
Страдалец проглотил еще один плод, вдохнул, захлебнулся смехом, откинулся на землю, задрожал. Глаза у него закатились, он потерялся в пространстве и времени. Должно быть, витал где-то над рождественским городом и ловил снег своими кривыми руками. И напрочь забыл про Ларго…
Розга возникла из ниоткуда и обрушилась на хихикающее тело. Ларго сам не понял, как сплел ее. Точно такую же, голубую, как у мамы. В душе сделалось горячо, да так, будто тот, первый сотканный Ларго, костер не погас там, возле дерева, а навечно поселился у него внутри. И сейчас языки его пламени были красные, роковые, злые. Горло засаднило. Откуда-то взялись невыплаканные слезы и ком накопленной за годы обиды. Ларго ударил обездвиженного нунтара розгой еще и еще.
Никогда больше он не будет терпеть побои!
Сланг!
Просить прощения, когда не виноват!
Сланг!
Никогда больше Ларго не будет молчать, сносить унижения, прикидываться слабым и жалким!
Сланг!
Ларго не будет больше дрожать перед теми, кто сильнее, говорить тихо, ходить тихо, просить о помощи!
Сланг!
Ларго – не мальчишка больше! Ларго – зверь!
Сланг!
Сланг!
Сланг!
Сланг!
Сланг!
Можно было забить нунтара до смерти, но тут Ларго увидел на запястье ленточку малинового цвета и остановился.
Не зверь он – щепка.
Все лицо взмокло то ли от внутреннего пожара, то ли от слез. Страдалец под ногами весь скукожился. Глаза его все еще были застланы янтарной пленкой.
Глупое уродливое создание тумана. Слепленное как попало из силы и влаги высосанных некогда людей, животных, цветов. Но есть в нем нечто, что стремится к красоте, жаждет музыки и хлеба, хочет ощущать тепло и ловить руками снежинки, пусть иллюзорные.
Разве Ларго виноват, что вот так оно все вышло? Что они столкнулись тут вдвоем, оба голодные до плодов, но каждый по-своему.
Ларго сплел вокруг себя защитную сеть канареечного цвета. Сам не верил, что делает это, но бросил нунтару тот самый плод, что пах солнышком. Он, вообще-то, предназначался ЭлЭл, но у лукового леденца впереди много-много солнечного света.