Журнал «Рассказы». Шепот в ночи

– Папенька избаловали, – прозвенела мама с наигранным помещичьим акцентом. – Научили не действовать, но тратить.

– А ты не подтрунивай. Сама возьми, – предложил дед. – Инициативу.

– Еще чего!

Дед кашлянул в кулак. Титанический кашель его звоном вибрировал в графине с ледяной водкой.

– Мара!

В комнату зашла Смерть. На ней был тот же грязный черный балахон. Теперь капюшон был накинут на голову, а спина слегка сгорблена. Эффект получался впечатляющим.

Даня зажмурился. Он знал, что сейчас – начнется.

– Отец!

– Знакомься, Александра, это Смерть. Смерть, это Александра.

– Отец! Кто это?

– Я же вас представил.

– Мне говорили, что ты сюда попрошаек и нищих таскаешь…

– Это тебе кто говорил?

– Сосед твой, Алексей.

Колькин дед был, оказывается, шпионом.

Даня и не подозревал, что мама может интересоваться жизнью деда. Хотя… О чем он вообще мог подозревать? Сейчас ему было одновременно горько, стыдно и больно. Он не понимал, какому чувству отдаться. И не открывал глаз. Ребенок в тридцать? Не стыдно, не должно быть за такое стыдно. Стыдно, когда пытаешься из себя строить то, чем не являешься, так психолог говорил.

– Старый кобель, – прокомментировал дед. – Ишь чего! И мне не признавался!

– Я ему платила. Чтобы быть в курсе.

– За тридцать серебряников! – рассмеялся дед. – Знаешь, это даже мило.

Смерть топнула ногой, прерывая затянувшийся диалог.

– Помолчите! Сейчас буду суд вершить страшный! Мне через час к мужу ехать. Могу не успеть, если болтать будете.

– Женщина, помойтесь, – предложила мама.

Голос Смерти заискрился заточенными клинками.

– Покайтесь и обратитесь от всех преступлений ваших, чтобы нечестие не было вам преткновением!

Даня почувствовал, как дед поднимает его со стула и ставит перед матерью.

Они стояли друг напротив друга, а слева заложила костлявые руки за спину Мара.

Поединок: татами, два бойца и судья.

Татами – зал в двухкомнатной хрущевке. Два бойца – мать и сын. Судья – Смерть.

Романтично.

Лев Егорович обрывками многое помнил: и покупку загородного дома на самой окраине области, и рыбалку с мужиками, и драку у подъезда, после которой месяц с лангеткой ходил, и пожар в церкви, что на отшибе деревни стояла, и рождение внука – первые шаги даже застал. Но воспоминания эти со временем утратили четкость, высушились как будто, потеряли запахи и цвета, лишились вкусов и ощущений. Память подсовывала ему слепки, неудачные копии, лишенные деталей болванки.

Правда, один день ему теперь помнился особенно четко, хотя – удивительно! – ничего такого особенного в нем вроде бы и не было. Даже Данька наверняка его совсем забыл.

– Как сейчас все помню, – рассказывал Лев Егорович Смерти пять лет назад. – Сидим с Даниилом на берегу…

– Че ты его Даниилом кличешь? – Смерть еле ворочала языком.

– Привык так, отстань. – Лев Егорович тоже был изрядно пьян, но алкоголь никогда не оказывал влияния на его речь. – Так вот. Мы сидим на берегу озера. Оно там у нас совсем небольшое было. Но добротное! И ледяное… ммм… что водочка наша. Так вот. Стемнело, представь. Звезды отражаются в поверхности воды – красота-а-а! Пахнет камышами и мокрым песком. Ветерок прохладный – кожу гладит. А?

– Да вы, батенька, поэт. – Смерть попробовала улыбнуться. Вышло жутковато. С зубами у нее не сложилось, как сказала бы Ева.

– Артюр Рембо, ага. Короче – прелесть, а не ночь. Даниил ко мне на колени залезает, ему лет пять, не больше. И говорит: «Де, расскажи мне сказку». И тут – какое-то чудо случается. Удар током. Сложно объяснить ощущения.

– Он тебе леща отвесил?

– Да послушай лучше! Я смотрю в его глаза. Вижу в зрачках свое отражение. И вижу внутри свои зрачки. В которых – его отражение. Типа рекурсии, или как там это называется? Бесконечный лабиринт отражений – одно в другом, одно в другом. И все это присыпано звездами, как кокосовой стружкой. Они повсюду. Как будто мы – в космосе. Посреди вечности. Вдвоем. И…

Лев Егорович выдохнул. Пить не стал. Закурил.

– Красиво, твоя правда. – Смерть следила за дымом, змейками ускользающим в форточку.

– Меня, говорю же, как током прошибло. Тут не знание или понимание чего-то. И даже не чувствование. Просто счастье. Вот такое – просто счастье. В глаза внуку смотреть, что еще нужно?

– Сказку-то ты ему рассказал?

Лев Егорович пожал плечами. Затянулся снова.

– Мне казалось, дождь собирается. Я ему говорю, пошли. А он – ни в какую. Расскажи, де, расскажи…

– Неужто и внука обломал?

– Тьфу на тебя. Читал наизусть двадцать пятую главу.

– А мне прочитаешь?

– Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды… Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете.

Мама строго, как бывшая классная руководительница Дани, смотрела на Смерть.

– Послушайте, кхм, Смерть. У нас семейный ужин. Вы понимаете, что не очень…

– Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет.

В голосе Смерти лопались струны и рушились города.