Журнал ''ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ''. Сборник фантастики 1972

Случай на Медее» и доселе не объяснен, несмотря на усилия четырех экспедиций, несмотря на тысячи сообщений, появившихся в последующие годы. Никому не удалось установить связь с кристаллами Великого Каньона. Доказано было одно — эти кристаллы обладают способностью отражать близлежащую среду в неизмеримо большей степени, нежели мертвая природа. Кое-кто предположил, что кристаллы обрабатывают получаемую информацию, — следовательно, в них есть зачатки разума. Другие оспаривали это мнение. Они полагали, что кристаллы способны принимать и отражать почти все волны электромагнитного спектра и имитировать голос. Движение предметов на расстоянии получило название «направленного магнетизма». В лабораторных условиях воспроизвести его не удалось.

Единственная стройная гипотеза была предложена не особенно серьезными операторами Базы. Они утверждали, что кристаллы живые, что они разумны, что это единственная в своем роде форма кристаллического разума. Все необыкновенные явления на станции были связаны с тем, что геоавтоматы перенесли туда живые кристаллы. Оторванные от своих собратьев по Великому Каньону, они пытались найти способ вернуться в ущелье. Люди для них были помехой, и они старались убрать их с пути, не заботясь о последствиях. С помощью «направленного магнетизма» кристаллы разведывали внешнюю среду и вовсе не имели намерения пугать обитателей станции. Вызов Гелиана, а затем и Ферна к Великому Каньону был отчаянным зовом между живыми разумными кристаллами, отделенными насильственно друг от друга: они пытались объяснить людям создавшуюся ситуацию. Попытка уничтожить Ферна, а также умышленный сброс геоавтомата в ущелье были лишь защитной реакцией, не более.

Никто не поверил в беспочвенные измышления операторов. Над ними посмеялись, поиронизировали и забыли. Если кристаллы мыслят, почему они до сих пор не попытались каким-либо способом связаться с людьми? А может быть, они желают установить контакты с более разумными существами в Галактике? Подобная ересь вызывала скептическую усмешку даже у самых доброжелательных сторонников невероятной гипотезы.

Что же касается проявлений разума в поведении кристаллов, то никаких таких проявлений все четыре экспедиции не обнаружили. И потому авторитетно отвергли идеалистические попытки приписать мышление неживой природе.

И только Ферн остался при особом мнении по этому вопросу. Но Ферн был всего лишь астронавигатор второго класса, и внимания на его особое мнение никто не обратил.

Перевела с болгарского С. Збаринская

В. Забирко СТОРОЖЕВОЙ ПЕС КОРПОРАЦИИ

_{Из рассказов, присланных на конкурс «71-РОБОТ-72»}

_{ТМ 1972 № 6}

Днем.

И ночью.

В пятидесятиградусную жару и в шторм, когда соленая пыль прибоя повисает над тропой, протоптанной им в прибрежных скалах, не спеша и не останавливаясь, шагал он вокруг острова.

Два часа — круг.

Восемь километров — круг.

А круг — десять тысяч шагов.

Его тяжелые остроносые полусапожки с самонарастающей металлической подошвой мерно крушили попадавшиеся на пути консервные банки из стекла, пластмассы и жести. Из стеклянных с хрустом выпрыгивали маринованные огурцы, громко взрывались пластмассовые банки с пивом и лимонадом, а из жестянок, ржавых и новеньких, тоненькими струйками брызгали томатный сок и прованское масло.

Часто на его пути попадалась жестяная банка с желтой наклейкой, и тогда где-то в подсознании неясно шевелилась мысль: «Ананасы?! Почему я до сих пор не ел ананасов?!» Но он наступал на банку и, хлюпая раздавленными дольками, шел дальше.

Два часа — круг.

Восемь километров — круг.

А круг — десять тысяч шагов.

Барт лежал ничком на широкой скалистой площадке, теплой и шершавой. Всей поверхностью своей кожи он чувствовал, как улетучивается пропитавшая его насквозь морская вода и утихает зуд в царапинках и ранках; впервые за семь дней он по-настоящему обсыхал и от удовольствия постанывал.

Барт поднял голову.

Прямо перед ним, шагах в четырех, на самом краю гранитной площадки стояла банка персикового сока. Самая обыкновенная литровая банка, жестяная, с синей этикеткой. Персики и бокал с желто-рыжим густым соком были нарисованы на этой этикетке. Барт привстал и на четвереньках подполз к банке. Он уже протянул руку, но тут чья-то тень пронеслась над ним, и нога, обутая в остроносые полусапожки, вышибла банку из-под рук Барта.

Банка ударилась об один уступ, второй… На третьем брызнула соком и покатилась дальше, становясь все меньше и меньше. Барт в оцепенении проводил ее медленным взглядом и только потом повернул голову. Над ним, широко расставив ноги, стоял какой-то человек. Если не считать полусапожек и тряпки вокруг бедер, совсем голый. «Абориген», — понял Барт.

— Зачем ты это сделал? — спросил Барт.

Туземец не пошевельнулся. Смуглая кожа его отливала каким-то металлическим блеском; глаза смотрели в одну точку стеклянно и тускло, а на его животе — едва заметный овал туго натянутой кожи — Барт заметил очертания эволюционного ящика.