Журнал ''ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ''. Сборник фантастики 1980-1983

Дэйн и Найт успели броситься на землю прежде, чем окурок коснулся поверхности. Раскаленный вихрь пронесся над ними, обжигая спины. Когда они отползли и поднялись, не было ни пакгауза, ни Бака, ни дерева. Перед ними стояла сплошная стена огня. Радужная Река стала Огненной Рекой.

* * *

— Знаешь, я иногда недолюбливал Бака… да ты и сам это видел, — сказал Дэйн, когда они возвращались. — Он казался мне растяпой… И все-таки парнем он был неплохим.

— То, что он был растяпой, его и сгубило, — ответил Найт. — Только такой, как он, и мог бросить окурок в реку, которая течет из Сантауна.

Герберт Уэллс «БОЛЬШОЙ ЖАВОРОНОК»

_{ТМ 1983 № 6}

Имя одного из основателей и классика НФ-литературы, Герберта Дж. Уэллса, известно всем. «Война миров», «Человек-невидимка», «Первые люди на Луне», другие романы и многочисленные рассказы писателя до сих пор волнуют людей и служат предметом бесчисленных подражаний со стороны начинающих (да и не только начинающих) фантастов.

Рассказ, который мы предлагаем вашему вниманию, не совсем обычен. На первый взгляд это вовсе не фантастика. Но, с другой стороны, рассказ написан (в 1909 году!) в виде воспоминаний нашего современника, долгожителя (1888 года рождения), об одном из эпизодов своей молодости. И чтобы написать эти «мемуары», Герберту Уэллсу пришлось перенестись «мысленным взором» во вторую половину XX века и увидеть первые дни воздухоплавания так, как сегодня воспринимаем их мы. Думается, читателям будет небезынтересно ознакомиться с еще одной стороной многогранного дарования замечательного писателя. Рассказ в переводе кандидата филологических наук Кирилла Вальдмана из Ленинграда публикуется в советской печати впервые.

Мой первый аэроплан! Какое яркое воспоминание из далеких дней детства)

Да-да, именно весной 1912 года я приобрел летательный аппарат «Alauda Magna» — «Большой Жаворонок». (Это я дал ему такое название.) В ту пору я был стройным мужчиной двадцати четырех лет от роду: блондин с роскошной шевелюрой, украшавшей безрассудно смелую молодую голову. Право же, я был неотразим даже несмотря на то, что из-за слабого зрения пользовался очками. Они так шли к моему выдающемуся орлиному носу, который никто не рискнул бы назвать бесформенным, носу авиатора. Я хорошо бегал и плавал, был убежденным вегетарианцем, носил одежду только из шерстяной ткани и неизменно придерживался самых крайних взглядов во всем и по любому поводу. Пожалуй, ни одно новое веяние или движение не обходилось без моего участия. У меня было два мотоциклета, и на большой фотографии тех лет, которая до сих пор висит в кабинете над камином, я красуюсь в кожаном шлеме, защитных очках и перчатках с крагами. Добавьте ко всему, что я слыл большим специалистом по запуску аэростатов и всеми уважаемым инструктором бойскаутов.

Естественно, что, как только начался авиационный бум и всем захотелось летать, я был готов ринуться в самое пекло.

Какое-то время меня сдерживали слезы рано овдовевшей матушки, но, в конце концов, терпение лопнуло. Я заявил:

— Если я не стану первым летающим жителем Минтончестера, уеду отсюда. Только так! У меня твой характер, мама, и этим все сказано!

Не далее как вчера в ящике комода, набитом аляповатыми гравюрами на дереве и еще более нелепыми плодами изобретательства, мне попался на глаза один из старых прейскурантов. Что это было за время! Скептики наконец согласились поверить: человек может летать. Как бы в поддержку племени автомобилистов, энтузиастов-мотоциклистов и им подобных, сотни новых, ранее неизвестных фирм выпускали аэропланы любых размеров и любой формы. А цены… Ох уж эти цены: минимум триста пятьдесят гиней за летательный аппарат! В этом прейскуранте стояло и четыреста пятьдесят и пять сотен за изделия, многие из которых летали с таким же успехом, как дубовое бревно! И это бы еще куда ни шло, но аэропланы не только продавались без какой-либо гарантии, но представители фирмы еще и мило извинялись, что не прилагают инструкций.