Журнал Виктора Франкенштейна

— Смерти Гарриет и Дэниела, — отвечал он, — стали для нас чудовищным ударом. Вы, милый мой Виктор, впали в меланхолию, от которой я клянусь вас спасти. Вы останетесь с нами в Марлоу до тех пор, пока полностью не выздоровеете. Мы будем проводить долгие дни в тишине и покое. Мы будем путешествовать по Темзе. Вот увидите. Да вы уже возвращаетесь к жизни! Пойдемте — вернемся к Годвинам.

В ходе беседы выяснилось, что отец с дочерью решили обосноваться в Марлоу для того, чтобы помочь моему другу утешиться после смерти Гарриет. Они сняли дом неподалеку, но после настоятельных просьб Биши согласились переселиться в сам Альбион-хаус. Места здесь, по его словам, довольно было для всех. У меня создалось впечатление, что мистер Годвин находится в стесненных обстоятельствах и, как следствие этого, рад принять предложение. Не исключал я и той возможности, что в придачу он не отказывается от сумм, предлагаемых ему Биши из собственного кармана. Денежные вопросы Биши нисколько не занимали.

— Не понимаю, мистер Шелли, к чему вам лодка в такую ужасную погоду? — спросила мисс Годвин.

— Я просил вас звать меня Биши.

— Да, мне следует отучиться от хороших манер.

Она была молода и поразительно хороша собою: густые черные волосы, ниспадавшие завитками и кольцами, тонко очерченный лоб, позволявший сделать заключение о высокоразвитом воображении, и темные выразительные глаза. Всегда казалось, будто она только пробудилась ото сна; в состоянии покоя лицо ее выражало мечтательность, едва ли не покорность. Разговаривая со мною, она внимательно смотрела на меня, но затем вновь отлетала в некий внутренний, полный раздумий мир.

— Я собираюсь в плавание. Вы присоединитесь ко мне, Мэри? — обратился к ней Биши. — Я покажу вам прелести реки и в ужасную, как вы ее называете, погоду. Вид дождя, растворяющегося в воде, приносит невыразимое успокоение. Мы сможем укрыться под ветвями плакучей ивы. Там, где воссоединяются дождь и река, зачастую возникает дымка.

— Не будет ли холодно? — спросила она.

— Если вы наденете платок и шляпу, нет.

— Круговорот воды в природе, — произнес мистер Годвин. — Каждая — или почти каждая — капля воды на земле существует от сотворения мира.

— Очаровательная мысль — не правда ли, Виктор? — Биши протянул мне новый стакан мадеры. — Как было изначала, и ныне, и присно, и во веки веков.

— Вы вспомнили старую молитву о спасении, — сказал я.

— Полагаю, это молитва торжества.

— Вечность вселяет в меня ужас, — отвечал я. — Представить ее себе невозможно.

— А вот тут, сэр, — сказал мистер Годвин, — вы близки к великой истине. Вечность непостижима — в смысле буквальном. Даже ангелы, если таковые существуют, не способны ее себе представить. В каждое свое существо Творец вселяет чувство бренности.

Разговор в подобном духе продолжался еще некоторое время, пока я не признался, что утомлен, и служанка не отвела меня в мою комнату. Она сказала, что звать ее Мартой.

— Где Фред? — спросил я ее.

— Он в кухне, сэр, за окорок принялся.

— Стало быть, беспокоить его не следует.

— Он вам надобен, сэр?

— Нет, вовсе нет. Пускай остается со своим окороком. Я сам о себе позабочусь.

Раздевшись, я лег на постель. Ночь была бурная, в окна хлестал дождь. Этот звук принес мне определенное успокоение, и я очень скоро уснул.

Пробудил меня долгий вопль, внезапно раздавшийся откуда-то неподалеку, изнутри дома — крик, полный ужаса. Схвативши халат, я поспешил в коридор, обуреваемый многочисленными темными предчувствиями. Внезапно на другом конце коридора появился Биши в ночной рубахе. Он жестом подозвал меня к себе.

— Вы слышали? — спросил он.

— Возможно ли было не услышать?

— Полагаю, он шел из комнаты Мэри. Отсюда. — Он тихо постучал в дверь, прошептав ее имя.

Несколько мгновений спустя дверь отворилась.

— Простите меня, — сказала она. — Тревожиться нечего.

На ней была белая муслиновая ночная сорочка, уступавшая лицу ее и дрожащим рукам по светящейся бледности. Она стояла в нерешительности у все еще полуоткрытой двери.

— Мне привиделся во сне призрак у окна. Это был сон. Я в этом уверена. Я видела лицо.

— Разумеется, Мэри, это был сон. Но снам случается принимать вид жуткой яви. Крик ваш всецело оправдан.

— Простите, что я вас разбудила. Я и сама проснулась.

— Забудьте об этом и постарайтесь уснуть.

Она закрыла дверь. Мы с Биши возвратились к себе в комнаты. Во время этого разговора я ничего не сказал, однако успокоиться мне удалось лишь по прошествии долгого времени.

На следующее утро мистер Годвин пребывал в отличном расположении духа. Он сообщил нам за завтраком, что мирно проспал всю ночь и чувствует себя теперь «в самом что ни на есть добром здравии». Мисс Годвин была по-прежнему бледна; она не в состоянии была прикоснуться к еде и почти не участвовала в разговоре.

— Я расхваливал перед Мартой достоинства свеклы Бакстера, — распространялся ее отец, накладывая себе щедрую порцию кеджери [25]. — Она сладка, нежна, превосходна на вкус. С ней не сравнится никакая другая во всем королевстве. Напомните о ней Марте.