Журнал «Вокруг Света» №01 за 1962 год

Около печки я заметил молодую женщину, скорее девочку. На ней были выцветшая хлопчатобумажная юбка и лиф. Подойдя ближе, я увидел, что она держит на руках ребенка. Дитя, засунув голову за лиф матери, сосало грудь. Мать хлопотала вокруг печки, раздувала огонь, передвигала заржавленные заслонки, чтобы лучше поддувало, открывала дверцу, а младенец спокойно сосал грудь. Матери это, по-видимому, не мешало работать, не стесняло ее быстрых и изящных движений, в которых были уверенность и точность. Оранжевые языки пламени, вырываясь из трещин в печке, бросали на палатку беспокойные, пляшущие тени.

Я подошел уже совсем близко, и до меня донесся запах жареного бекона и пекущегося хлеба — самые приятные из всех знакомых мне запахов. Приблизившись к печке, я протянул к ней руки. От хлынувшего тепла меня бросило в озноб. Тут край палатки приподнялся, и из нее вышел парень. За ним появился старик. На обоих были новые синие брюки из грубой бумажной ткани и такие же куртки с блестящими медными пуговицами. Черты лица у обоих резкие, мужчины очень походили друг на друга. Щетинистая темная борода торчала на щеках молодого, и такая же, только седая, была у старика. Головы и лица у них были мокрые, с волос стекала вода, капли дрожали на их жестких бородах, мокрые щеки блестели. Они стояли, спокойно вглядываясь в светлеющий восток, потом одновременно зевнули и посмотрели на резко вырисовывающиеся очертания холмов. Обернувшись, увидели меня.

— Доброе утро, — сказал старик. Лицо его ничего не выражало — ни дружелюбия, ни неприязни.

— Доброе утро, сэр, — ответил я.

— Доброе утро, — сказал парень. Вода медленно просыхала на их лицах. Они подошли к печке и стали греть руки.

Молодая женщина продолжала хлопотать, не поворачивая головы и не отрывая глаз от плиты. Волосы были связаны у нее на затылке шнурком и свисали на спину. Пучок волос ритмично покачивался в такт ее движениям.

Она поставила на большой ящик алюминиевые кружки и тарелки, разложила вилки и ножи. Вынула из кипящего сала куски жареного бекона и положила их на алюминиевое блюдо. Румяный бекон зашипел. Открыв заржавленную дверцу плиты, молодая женщина вынула квадратный противень с большими толстыми сухарями.

Аромат горячего хлеба хлынул из печки, и мужчины глубоко вдохнули его. Парень тихо произнес:

— О господи!

Старик обратился ко мне:

— Ты уже завтракал?

— Нет.

— Ну, тогда присаживайся с нами. Его слова послужили командой.

Мы подошли к ящику и расположились вокруг на земле. Парено спросил:

— Хлопок собираешь?

— Нет.

— А мы уже двенадцать дней работаем.

Молодая женщина ввернула, стоя у печки:

— Они даже новую одежду себе купили.

Старик и молодой посмотрели на свои новые брюки, и легкая улыбка тронула их губы.

Молодая женщина поставила на ящик блюдо с беконом, чашку с соусом и кофейник, насыпала румяных сухарей и тоже подсела к ящику. Младенец продолжал сосать, спрятав головку в лиф матери. Я слышал, как он причмокивал.

Мы положили еду на тарелки, полили сухари подливкой и положили в кофе сахар. Старик набил полный рот, долго жевал и, наконец, довольный, произнес:

— Ох, до чего же хорошо! — и снова набил рот.

Парень сказал:

— Двенадцать дней мы хорошо едим.

Все ели быстро, с усердием добавляли в тарелки и снова торопливо ели, пока не наелись досыта и по телу не разлилось приятное тепло. Выплеснув оставшуюся на дне гущу на землю, мы опять наполнили кружки.

Между тем стало светлее, в воздухе разлился красноватый отблеск, отчего казалось, будто стало холоднее. Мужчины посмотрели на восток, их лица были освещены зарей, в глазах старика я увидел отражение гор.

Старый и молодой выплеснули из кружек кофейную гущу и одновременно встали.

— Пора идти, — сказал старик. Парень повернулся ко мне:

— Если хочешь собирать хлопок, мы, может быть, могли бы и тебе помочь получить работу.

— Нет, я пойду. Спасибо за завтрак.

Старик сделал отстраняющий жест рукой.

— Ладно. Рад, что встретились с тобой.

Они ушли. На востоке горизонт зажегся ярким светом. Я пошел дальше по дороге.

Вот и все. Я, конечно, понимаю отчасти, почему эта встреча оставила во мне чувство удовлетворения и радости. Но, кроме того, была в этом какая-то большая красота, и когда я вспоминаю обо всем, на душе у меня становится тепло.

Перевод с английского Е. Штих

Человек и земля

Было это, когда на Земле жил всего лишь один Человек... Рядом с морем стояла гора Чече-Калунга. Калунга — так звали море. Человека звали Якара, а Землю — Энтото.

Когда всходило солнце, Чече-Калунга всегда видела Человека, который старательно ковырялся в Земле.

И вот как-то раз Большая Гора спросила у Энтото:

— Кто это там, у моих ног, ковыряет тебя, Земля, ворочает, топчет, поедает твои плоды, а потом еще распевает: «Я царь, я царь Земли!»?

И Энтото отвечала горе Чече-Ка-лунге:

— Это Якара, посланец бога Сам-биа.

Тогда в разговор вступило Море:

— Пускай этот Якара не обманывает тебя. Ему ни за что не справиться ни со мной, ни с тобой, Энтото.

Человек услыхал, о чем говорили между собой Море, Гора и Земля. Он подошел к Морю и сказал ему: