Журнал «Вокруг Света» №01 за 1971 год

Наступила ночь. Я думаю о Раймоне. 12 декабря 1949 года он тоже сидел здесь, готовясь выступить по тому же маршруту. Тогда он записал в дневнике: «Меня страстно привлекает обогащение своего морального и физического опыта. Выдержу ли я? Я сгораю от нетерпения; буду записывать свои каждодневные впечатления». Ему, как и мне сейчас, было 23 года. Месяц спустя он погиб.

Конечно, условия наших рейдов различны. В пути Раймон хотел прокормиться только охотой и рыбной ловлей, тогда как я беру с собой необходимый запас продуктов. Раймон пытался сам построить лодку, чтобы плыть по реке, а у меня есть надувная. Зато по сравнению со мной у него были некоторые преимущества: он не был совсем один, его сопровождала собака Боби; у него было средство самозащиты — карабин, а у меня нет никакого огнестрельного оружия. И главное, Дорога эмерийонов прослеживалась гораздо легче в то время, когда Раймон шел по ней; сейчас на ней почти не осталось ориентиров (вымирающие индейцы пользуются ею все реже и реже).

Теперь пора подумать о письме в префектуру:

«Водопад «Верден», 22 сентября 1967.

Господа,

Сообщаю вам, что сегодня я в одиночку ухожу в путь от Верденского водопада до реки Камопи. Для спуска по рекам Тамури и Камопи я воспользуюсь надувной лодкой. У меня есть с собой необходимый на время рейда (примерно на 10 дней) запас продуктов. В пути я не желаю получать никакой посторонней помощи. Ришар Шапель».

Затем мы отходим ко сну.

...Медленно открываю глаза. Настал день моего самого большого приключения. Вылезаю из гамака. Холодно; я сразу же развожу костер. Разогреваю себе шоколад. Тишину нарушает только легкий храп индейцев. Я проглатываю шесть таблеток колы, две — витаскорбола, одну — хинина; возникает неприятное ощущение, будто мой желудок превратился в копилку. Наскоро умываюсь на берегу реки. Когда возвращаюсь к костру, заря уже золотит верхушки деревьев.

Зевая, встают индейцы. Они, кажется, удивлены, что я поднялся в такую рань, и медленно начинают складывать свои пожитки. Гамак и противомоскитная сетка крепко привязаны к рюкзаку, все готово.

Пока индейцы собирают вещи, я наполняю свежей речной водой свою полуторалитровую флягу; в воду для очистки бросаю две таблетки гидрохлоропазона. Затем подгоняю свою «лесную форму»: туго зашнуровываю кеды, заправляю рубашку в брюки, карманы которых набиваю продуктами, — это послужит противовесом рюкзаку; в наружные карманы кладу все, что каждый момент должно быть под рукой, — план пути, записную книжку, освежающие салфетки, сигареты, спички, ампулы со слезоточивым газом, таблетки... Затягиваю пояс, на котором укреплены фляга, кинжал, перочинный нож со многими приборами; мой уже сложенный рюкзак лежит рядом.

Я стою не двигаясь. Из левого кармана вынимаю записную книжку, куда занесены на индейском языке фразы, переведенные Андре Конья. С их помощью я должен объяснить лодочникам свои цели. Спокойно подзываю Паласизи и Типуа. Индейцы с тревогой глядят на меня и как будто понимают, что я сейчас скажу им нечто очень важное.

Я чувствую себя как-то странно и ровным голосом читаю по-индейски эти фразы, время от времени подымая от текста голову, чтобы видеть, как реагируют на них мои слушатели:

«Я пойду один по Дороге эмерийонов».

«В заплечном мешке у меня пища и лодка, чтобы спуститься по Тамури».

«Я хорошо знаю лес и дорогу».

«Ты и Типуа должны плыть назад, в Марипасулу».

«Ты должен отдать этот чемодан жандармам, они дадут тебе денег».

«Ты должен оставить этот ящик здесь, в нем — продукты, которые потом будут мне нужны для возвращения».

После первой фразы их взгляды становятся серьезными: в глазах отражаются беспокойство и удивление. Они долго молчат, потом Паласизи первым начинает говорить. Насколько я понимаю, он хочет знать, как я буду защищаться, если окажусь один на один с ягуаром. По правде говоря, этого я и сам толком не знаю, но пытаюсь ему объяснить, что у меня есть капсулы с газом. Похоже, мои объяснения его совсем не убедили, но он понял: я решился. Мои друзья индейцы смотрят на меня как-то странно, с грустью и сожалением, словно на приговоренного к смерти...

А может быть, так оно и есть?

Перевел с французского Л. Токарев