Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год

Прекрасно помню, как Валчук пришел в отряд. Мы тогда разбили лагерь на левом берегу реки Славово. День был яркий, солнечный. Партизаны собрались вокруг костра, где в большом котле варилось мясо к обеду. Вдруг сигнал караульного. Смотрим: поднимается к нам Асен Дерменджиев — он ходил на связь с городскими комсомольцами — да не один. Ведет с собой «языка» — пленного немца в форме. Все всполошились — не каждый день в лагерь фашистов доставляли. И лишь командир наш угадал в «немце» своего: подбежал к нему, обнял и расцеловал. Не подвело командира чутье. Оказалось — советский офицер, бежавший из плена, Ванюша Валчук. Среднего роста, русый, лицо круглое, синие глаза, плотная коренастая фигура. По земле шагал твердо, чуть враскачку, как матрос, хотя моряком никогда не был. Даже что-то медвежье проступало а нем — в хорошем смысле: добродушие, основательность и сила.

В деятельность отряда Валчук включился сразу. Чем бы мы ни занимались, он везде был в первых рядах — в боях, в любых рейдах. По горам быстро распространилась весть: у партизан «живой» русский. Преданные нам крестьяне сами приходили в лагерь. Расспрашивали Ванюшу, как в Советском Союзе живут люди, как воюют советские солдаты. То же он рассказывал и на наших собраниях, и рассказы его поднимали боевой дух, сплачивали партизан. К тому времени в отряде числилось пятьдесят бойцов. Люди разные, а действовать должны как один человек.

Ванюшу любили все: и местные жители, и партизаны. Отношение к нему было особое: понимали бойцы, что воюет этот парень на чужой земле, берегли его, пытались отстранить от опасных рейдов. Но куда там! Ванюша в ответ: «Здесь, сражаясь бок о бок с болгарскими партизанами, я воюю за свою Родину!» — и точка. Это его подлинные слова.

Двадцать пятого ноября наш отряд разделился. Часть должна была идти на запад, к хребту Влахина, и попытаться создать там новый отряд. Валчука поначалу в ударную группу не взяли: риск большой. Ваня настоял на своем, а командир Арсо Пандурский не смог ему отказать.

Выбрали двенадцать человек (впоследствии к ним присоединились еще двое). Тяжелым было прощание. Построились лицом друг к другу две шеренги: базовый отряд и ударная группа. Постояли молча и разошлись. Больше я Ванюшу не видел...

На следующий день я побывал в музее революционной истории Благоевграда. На стенах залов висели диаграммы, схемы и карты, показывающие передвижения партизанских отрядов, места и даты сражений. По музею меня водил уже знакомый мне Васко Крекманский — добрейший и теплый душой человек, хотя, когда разговор заходил о сражениях, становилось ясно: он так и не смог растопить в себе лед войны. От него узнал я, что в Болгарии в те времена было 12 оперативных партизанских, или повстанческих, зон. Горно-Джумайская шла под четвертым номером, командовал ею Никола Парапунов — легендарная личность. Изображения Парапунова сохранились, я видел их в музее и, слушая пояснения Васила Крекманского, разглядывал многочисленные документальные фотографии, развешанные на стенах,— все надеялся отыскать прижизненный снимок Ивана Валчука. Увы, снимка не было. Фотографий Ванюши вообще не сохранилось — не полагалось отряду ни фотографа, ни фотографической техники. Документы же бойцы, разумеется, с собой не носили: партизанская война строится на конспирации, и личность удостоверяют не бумажные корочки, а поведение в бою.

И все-таки два документа, относящиеся к Валчуку, я увидел в городском музее. Один горестный и мучительный: полицейский снимок обезображенного трупа Ванюши, что был доставлен в Горну Джумаю после последнего боя маленького отряда. Второй — фотография рисованного портрета Валчука, сделанного после войны по воспоминаниям партизан.

...Пришла пора вступить в разговор третьему из сидевших за столиком кафе мужчин. Выглядел он молодо, пожилым совсем не казался, про таких говорят: «Человек средних лет». Если бы я не знал точно, что Борису Манову под шестьдесят, а молодость его пришлась как раз на военные годы, ни за что бы этому не поверил.

Рассказ Бориса Макова

Мы двинулись к селу Градево на реке Предел на выполнение боевого задания. По нашим сведениям, в селе было всего четыре полицейских, а кметом — старостой — там состоял пренеприятнейший тип, завербованный фашистами. От нас требовалось ликвидировать полицейских, сжечь сельский архив, кмету же сделать последнее предупреждение: еще один проступок, и расправа будет короткой — партизанская казнь.