Чтобы продлить удовольствие, начинаем заплыв метров за тридцать от портала. Складываем рубашки в полиэтиленовый пакет и остаемся в брюках, ботинках и касках. На боку висят заправленные водой и карбидом ацетиленовые бачки. С удовольствием погружаемся в прохладные светло-коричневые воды реки. Наше купание оживленно комментирует толпа паломников и местных жителей.
Первые пятьдесят метров плывем легко, лишь немного мешает мешок с грузом. После небольшого переката вновь попадаем на глубокие участки реки. Широкое русло скрадывает течение, и, чтобы удержаться на плаву, приходится много работать руками. Набухшие ботинки тянут вниз. Из-за избыточного давления в бачке ацетилен выходит через налобную форсунку со свистом. Три больших плывущих факела высвечивают далекие стены и свод туннеля. Когда до следующей отмели остается чуть больше десяти метров, капрал внезапно исчезает под водой, быстро появляется и исчезает вновь. Спешим к нему и помогаем добраться до берега. Выяснилось, что Абэрра последние три года не плавал и двухсотметровая дистанция оказалась для него чрезмерной.
Отдышавшись, наслаждаемся прогулкой по галечным пляжам прямой и широкой речной галереи, названной проспектом Сафари. На перекатах пересекаем вброд реку. Вскоре «проспект» резко поворачивает вправо.
Небольшой подъем — и мы в длинном, так называемом Железнодорожном туннеле, пол которого покрыт толстым слоем мелкого базальтового песка. По пути пересекаем обвальный конус. Наверху завала, среди больших пыльных глыб, лежат огромные гниющие стволы деревьев — следы былых паводков. Сразу же за завалом открывается зал с идеально ровным песчано-глинистым полом. Большие размеры площадки и высокий свод напоминают спортзал. Но в кромешной тьме не очень-то поиграешь — разве что в прятки? Здесь нет привычной пещерной тишины. Все заполнено свистом встревоженных летучих мышей и еле слышным гулом подземной реки. Это Колонный зал, сердце пещеры. Здесь поражает обилие мощных точеных колонн: природа — великий архитектор.
Дальнейший путь опять по реке. Необходимо проплыть более ста метров. Абэрра немного нервничает. Но назад дороги нет: плыть против течения еще опаснее. Плюхаемся в воду и, стараясь держаться ближе к отвесным стенам, медленно движемся вперед. Метров через пятьдесят задерживаемся у левой стены, чтобы отдышаться.
Вспоминаем, как в первые дни вели здесь теодолитную съемку. Лодки не было, и штатив с теодолитом приходилось переправлять с одного берега на другой вплавь. Приподняв над водой навинченный на штатив теодолит, чтобы на него не попадали брызги, один из нас что было сил греб свободной рукой, борясь с течением и глубиной. Ботинки и десятикилограммовый груз тянули вниз, но, даже если голова временами уходила под воду, рука с теодолитом все время оставалась выше поверхности, сохраняя прибор сухим. Зато двухметровая деревянная рейка после небольшого толчка плыла сама, рассекая воды как торпеда. Еще больше сил отнимала сама съемка. Необходимость одновременно держать неподвижно рейку и высвечивать ее деления требует от реечника специальных навыков и высокого мастерства...
Вот и долгожданный берег. Мы карабкаемся по скользким базальтовым глыбам и оказываемся перед одним из эффектнейших мест пещеры — Большими Порогами. Тут в речном ложе на коротком участке перепад метров в пятнадцать. Река в бешенстве набрасывается на базальтовые и известняковые глыбы, разбросанные в русле. Могучий рев воды гулко разносится под высоким сводом. Сухими галереями выводим нашего спутника на Балкон—большую скальную полку, метрах в двадцати над уровнем реки. Природа как бы специально создала смотровую площадку у этой подземной Ниагары.
Оставив Абэрру на Балконе, перебираемся на глыбы, громоздящиеся у верхнего порога. Карбидные лампы вырывают из темноты фрагменты этого зрелища. Берем пробы воды выше и ниже порогов. Анализ проб, взятых в 1983 году, показал, что где-то здесь глубинный разлом.
Еще раз полюбовавшись на могучие пороги, преодолеваем глубокий каньон, балансируя на бревне, невесть как занесенном на такую высоту. Вскоре упираемся в завал из базальтовых и известняковых глыб. Это «наружная стенка» гигантской чаши — Провала. Когда-то здесь был обширный зал. Кровля его обрушилась, и теперь на плато огромная, идеально круглая пропасть: в поперечнике—сто тридцать метров, в глубину — ровно сто...
Только через неделю мы достигнем дна этой гигантской впадины.
Из дневниковых записей. Суббота, 13 апреля:
«...Плоское и пыльное плато, покрытое невысокими колючими деревьями и кустарником, не располагает к прогулкам. Неподалеку от дороги встречаются заброшенные делянки — следы подсечно-огневого земледелия. Буш изборожден тропами, проложенными животными и людьми..
Хотя Провал расположен всего в 600 метрах от дороги, выйти прямо на него нелегко. И на этот раз мы поначалу промахиваемся, взяв чуть левее.