Журнал «Вокруг Света» №01 за 2007 год

И литовская, и московская политическая элита, группировавшаяся вокруг своих «парламентов», создавала, как водится, мифы о собственном прошлом. В литовских хрониках есть фантастический рассказ о князе Палемоне, который с пятьюстами шляхтичами бежал от тирании Нерона на берега Балтики и покорил княжества Киевской державы (попробуйте сопоставить хронологические пласты!). Но и Русь не отставала: в сочинениях Ивана Грозного происхождение Рюриковичей велось от римского императора Октавиана Августа . А вот Гедимина московское «Сказание о князьях Владимирских» называет и вовсе княжеским конюхом, женившимся на вдове своего господина и незаконно захватившим власть над Западной Русью.

Но различия заключались не только во взаимных обвинениях в «незнатности». Новая серия русско-литовских войн в начале XVI века вдохновила литовские источники на противопоставление своих, домашних, порядков «жестокой тирании» московских князей. В соседней России, в свою очередь, после бедствий Смуты на литовских (и польских) людей смотрели исключительно как на врагов, даже «демонов», в сравнении с которыми даже немец-«лютор» выглядит симпатично.

Итак, снова войны. Литве вообще приходилось много воевать: во второй половине XV века была наконец сломлена боевая мощь Тевтонского ордена, но на южных границах государства выросла новая страшная угроза — Османская империя и ее вассал, хан Крымский. Ну и, конечно, много раз уже помянутое противостояние с Москвой. В ходе знаменитой Ливонской войны (1558—1583 годы) Иван Грозный поначалу ненадолго захватил значительную часть литовских владений, но уже в 1564 году гетман Николай Радзивилл разбил на реке Уле 30-тысячную армию Петра Шуйского . Правда, попытка перейти в наступление на московские владения потерпела неудачу: киевский воевода князь Константин Острожский и староста чернобыльский Филон Кмита напали на Чернигов, но их атака была отбита. Борьба затягивалась: не хватало ни войск, ни денег.

Пришлось Литве скрепя сердце идти уже на полное, реальное и окончательное объединение с Польшей. В 1569 году, 28 июня, в Люблине представители шляхты Короны Польской и Великого княжества Литовского провозгласили создание единой Речи Посполитой (Rzecz Pospolita — буквальный перевод латинского res publica — «общее дело») с единым сенатом и сеймом; денежная и налоговая системы также объединялись. Кое-какую автономию Вильно, впрочем, сохранил: свое право, казну, гетманов и официальный «русский» язык.

Тут, «кстати», в 1572 году умер и последний Ягеллон — Сигизмунд II Август; так что логическим образом общего короля двух стран решили выбирать на общем же сейме. Речь Посполитая на века превратилась в уникальную в своем роде ненаследственную монархию.

Res publica в Москве

В составе шляхетской «республики» (XVI—XVIII века) Литве сперва было жаловаться не на что. Наоборот, она испытала наивысший экономический и культурный подъем, вновь стала великой силой в Восточной Европе. В смутное для России время польско-литовское войско Сигизмунда III осадило Смоленск, а в июле 1610-го разбило армию Василия Шуйского, после чего этого неудачливого царя свергли с престола и постригли в монахи. Бояре же не нашли другого выхода, кроме как уже в августе заключить договор с Сигизмундом и пригласить на московский престол его сына, королевича Владислава. По договору Россия и Речь Посполитая заключали вечный мир и союз, а королевич обязывался католических церквей «не ставити», «прежних обычаев и чинов…не переменять» (в том числе и крепостного права, конечно), иноземцев «в воеводах и в приказных людях не быть». Не имел он права казнить, лишать «чести» и отбирать имущество без совета бояр «и всех думных людей». Все новые законы должны были приниматься «з думою бояр и всее земли». От имени нового царя «Владислава Жигимонтовича» польские и литовские роты заняли Москву. Закончилась вся эта история для польско-литовского претендента, как известно, ничем. Вихрь продолжавшейся русской смуты смел и его притязания на престол Восточной Руси, а скоро удачливые Романовы своим триумфом и вовсе обозначили дальнейшее и очень жесткое противостояние политическому влиянию Запада (при этом все более поддаваясь исподволь его влиянию культурному).

А что, если бы Владиславово дело «выгорело»?.. Что ж, некоторые историки полагают, что договор двух славянских держав уже в начале XVII века мог стать началом умиротворения Руси. Во всяком случае, он означал шаг к правовому государству, предлагая действенную альтернативу самодержавию. Впрочем, даже если приглашение чужого принца на московский престол и могло состояться в действительности, до какой степени принципы, обозначенные в договоре, соответствовали представлениям русских людей о справедливом общественном устройстве? Московские дворяне и мужики, похоже, предпочитали грозного, стоящего над всеми «чинами» государя — гарантию от произвола «сильных людей». К тому же упрямый католик Сигизмунд категорически отказывался отпустить королевича в Москву и тем более допустить его переход в православие.