Выезжаем из Каменари, разговаривать не хочется. Неужели эта бухта способна убивать? Этакая веселая и невинная девочка в нарядном платьице, с большим синим бантом. Сверху на нее гордо смотрят горы, пухлые облачка шаловливо играют с ней в прятки. А девочка-франтиха словно переодевается, в каждой излучине ловко меняя свои наряды. Вот она уже в длинном вечернем платье; полными пригоршнями раскидывает по глади ослепительно сияющие жемчужины, как бы приглашая: «Пойдите со мной в хоровод, стройные богатыри гор...»
Но иногда девочку охватывает печаль, и она плачет, плачет навзрыд. От Рисана, самого дальнего уголка бухты, до Црквице всего лишь несколько километров, а Црквице — место, известное всем метеорологам. «4 600 миллиметров осадков в год»,— сухо сообщает статистика об этом самом мокром месте в Европе.
Проезжаем Пераст. Узкая асфальтовая дорога извивается змеей, и не будь у нас на коленях карты, мы не смогли бы ориентироваться в этой карусели. Стрелка компаса крутится, восток то справа, то слева. Но что творится вокруг! По бирюзовой глади Боки словно подплыли два островка, на одном церквушка...
— А другой еще не занят, — говорит Роберт, когда мы остановились и достали фотоаппараты.— Тут можно было бы построить санаторий. А по возвращении из путешествия я бы с удовольствием поработал в неврологическом отделении. Вот где лечить-то!
Наш «проект» словно подтвердила маленькая деревня, притулившаяся на левом берегу. Она называлась Доброта.
Двадцать пятый поворот
У нас захватило дух, когда мы взглянули наверх. Ехали мы, ехали, приковав взоры к воде, и вдруг очутились в ловушке. Конец бухты, конец сказки Котора.
Когда-то в фильме о Средней Азии мы видели охоту на горных диких козлов. Охотники окружили стадо и загнали его на высокую скалу. И все-таки половина животных уходит от преследователей: козлы отважно бросаются в глубину, отталкиваясь ногами от скал.
Нас неведомые «преследователи» загнали в тупик на краю бухты. Загородили путь к отступлению — и давайте, козлы, наверх, в горы! Туда, на крутые скалы, где какой-то феодал понастроил крепостных стен, как будто эти кручи сами по себе недостаточная защита! Голова начинает кружиться, когда взглянешь в лицо надменным горам, когда увидишь каменные барьеры дороги и примешься считать ее виражи, вырубленные в отвесной стене. Последние повороты где-то на вершине скрываются в облаках. Мы объехали полсвета, но подобного не встречали даже в Кордильерах. Как будут вести себя наши «татры-805»?
Наполняем бензобаки до краев (с каким-то торжественным чувством, словно собираемся на великую битву), Ольда проверяет тормоза. Они обязательно понадобятся нам, как только мы вскарабкаемся наверх. Но до того времени главное слово предоставлено моторам.
В самом деле, удивительно, что об этой черногорской дороге так мало знают в Европе. Хорошо известны высокогорные трассы в швейцарских и австрийских Альпах. Но дорога, взбирающаяся из Котора на Ловчен, за несколько километров поднимается на тысячу метров.
— Здесь, на карте, возле самой дороги высотная отметка. Только никак не разберу, единица это или семерка. Не то 1 149 метров, не то 1 749.
Не успели мы и опомниться, как уже были в четырехстах метрах над Котором. Найти бы теперь местечко пошире, чтобы заснять Боку с птичьего полета. Улиточный след, по которому мы кружили всего час назад, теряется в туманной дали, горы расплываются, словно их задернули кисеей. На склонах, в которых вырублена дорога, тысячи маленьких стенок, плотин и галереи, сложенных из нескрепленного камня. Эти стенки свободно пропускают сквозь щели бурные потоки дождевой воды, отнимая у них губительную силу и не позволяя смыть в пропасть исполинские плоды человеческих рук. Тремя сотнями метров выше защитные стенки получили подмогу: здесь на пути стремительных потоков стоят одинокие сосны и туи, прочно укрепляя склоны своими узловатыми корнями.
Глубоко под нами, видимо в Троице, с небольшого аэродрома взлетает самолет. Вот он уже оторвался от земли. Забавно смотреть на летящий самолет сверху. Моторы наших «татр-805» упрямо поют свою песенку; они уже испытанные бойцы. Мы лезем вверх со скоростью семнадцать-восемнадцать километров в час.
— Заметь, Ольда, повороты пронумерованы.
Сейчас идет двадцать второй. Остановись на минутку, мы сделаем снимок.
Здесь работают три каменщика-черногорца, обтесывая известняковые плиты и сооружая из них защитную стенку.
Нет, они не хотят, чтобы их фотографировали, поворачиваются к нам спиной, а старый с негодованием протестует. И все же мы подружились: те услышали, что мы говорим на близком для них языке, что наши слова о том, какую важную работу они делают тут, звучат убежденно, что это не просто лесть. Сколько жизней сберегли их мозолистые руки, скольким шоферам придали уверенности эти каменные барьеры...
— Делаем, что умеем, — скромно говорит старый Блажо Вулович, — ведь в этом нет никакого чуда, посмотрите-ка.