Журнал «Вокруг Света» №02 за 1971 год

«Реальная обстановка, в которой происходит каждая авария, всегда имеет свои особенности и отличия. Поэтому не может быть создано таких правил, которыми можно было бы заменить здравый рассудок, требующийся в каждом конкретном случае. Правила приводятся не в качестве замены здравого рассудка, а в помощь ему, с тем чтобы, опираясь на них, можно было при необходимости быстро принять правильное решение».

Планируя свои эксперименты, мы стремимся по мере сил приблизить их обстановку к условиям реального послеаварийного выживания. А так как никому из нас не приходилось попадать в серьезные летные происшествия, приходится штудировать литературу с документальными свидетельствами. Метод этот, конечно, имеет много изъянов, но другого выхода пока нет.

Так начиналась подготовка ко всем натурным экспериментам: в океане, пустыне, тайге. Мы не испытывали недостатка в подробнейших и многочисленных описаниях попавших в аварию и спасшихся летчиков. Горы же почти не оставляли таких свидетельств. Каждая вынужденная посадка в горах или приземление с парашютом среди ледяных пиков, скальных стен и пропастей связаны с большим риском. Один из летчиков, потерпевших аварию в горах, писал:

«...Выполняя полет в сложных условиях в зимнее время, наш самолет совершил вынужденную посадку на склоне горы на высоте около трех километров. При посадке мы получили травмы и были вынуждены оставаться внутри самолета. Лежали в грузовой кабине, стараясь не шевелиться, так как каждое движение причиняло нестерпимую боль. Хотелось пить, но фляги с водой остались в кабине пилотов и добраться до них мы не могли. Ни один из нас не имел подходящей одежды, и скоро мы стали замерзать.

В 17.30 над нами появились два поисковых вертолета. Сильный ветер, снегопад, неровный рельеф и подступившие сумерки не позволяли вертолетам зависнуть над нами и подобрать нас. Тогда пилоты вертолетов предложили нам по радио спуститься ниже по склону метров пятьсот, где была небольшая ровная площадка. Мы выбрались на крыло. Командир, превозмогая боль, сполз с крыла и тут же провалился по грудь в снег. Сделав несколько шагов, он опрокинулся без сиг на спину. Штурман сообщил по радио спасателям, что снег очень глубок. Мы могли бы попробовать спуститься вниз на металлических панелях капота, но в случае неудачи путь назад к самолету был бы отрезан.

Штурман стоял на плоскости и старался вытащить командира на крыло при помощи строп. Пальцы на руках потеряли чувствительность, хотя вся процедура заняла не больше получаса. Наконец мы снова заползли в грузовой отсек и закутались в парашюты — холод сковал нас. Вероятно, если бы нам удалось вырыть снежную пещеру, там было бы теплее, но мы боялись замерзнуть, если покинем самолет.

Вертолеты улетели, и мы не представляли, сколько сможем держаться здесь без пищи и помощи...»

Итак, мы на запланированной высоте. Вырубаем ножами-мачете в грунте склона горизонтальную площадку для убежища. Мучает одышка. После нескольких резких движений опускаемся на землю в изнеможении. Но все-таки к середине дня у нас готово вполне сносное убежище, закрытое капроном парашюта. Под крышу затаскиваем необходимое снаряжение: носимые аварийные запасы, надувные лодки, которые будут служить матрацами, оружие, оставшиеся парашюты, ракеты, сигнальные дымовые шашки, фляги с водой. Вода — самая большая ценность. Мы знали, что ежедневно на этой высоте организм даже в состоянии покоя теряет полтора-два литра жидкости. Но по условиям эксперимента нам отводится лишь 700 граммов воды в сутки. Запас пищи тоже ограничен — в основном это галеты и сухие концентраты. При желании можно приготовить на костре горячую болтушку, но воду для нее придется брать все из той же одной-единственной фляги...

В седловине между вершинами ослепительно сияет ледник. Пока над Тянь-Шанем солнце, мы изнываем от жары. Запасы воды исчезают с катастрофической быстротой.

Из дневника испытателя «Экипажа I»: «Нас пятеро. Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу. Убежище получилось тесноватым. Но дело не только в этом — ночью очень холодно. Холод особенно невыносим из-за дневной жары: перепад температур, наверное, около тридцати градусов.

Над головой у меня чья-то нога в толстом шерстяном носке упирается в кровлю. Убрать ее некуда, так что приходится смириться. Кто-то подносит огонек зажигалки к циферблату — сколько еще до рассвета? Огонек выхватывает из тьмы осунувшиеся, обросшие лица в летных шлемах.

Усталость берет свое, и я засыпаю. Пробуждение кошмарно — что-то жесткое и тяжелое наваливается на голову, душит. Испуганно вскакиваю. «Ну-ну-ну... — шепотом успокаивает меня Георгий и продолжает на четвереньках выбираться по телам ребят к выходу. — Спи...»

Он откидывает полог, и в проеме возникает клочок неба, усыпанный звездами, зубчатые края хребта. Пронзительный холод забирается под куртку. Длинная, длинная ночь.

Правда, не длинней той, памятной, в феврале.