Журнал «Вокруг Света» №02 за 1975 год

Положение было серьезным, по дороге шли поезда. Строители следили за состоянием скалы, а саперы рыли шурфы, закладывали взрывчатку. Ожидали только приказа из Москвы.

И вот в кабинете председателя Госстроя СССР собрались специалисты на последний совет. Казалось, существует одно-единственное решение — взорвать.

Скала не плотина, тут не вызовешь автора, чтобы он поручился за свое детище.

— Я ручаюсь за эту скалу. — Весь зал повернулся к невысокому восьмидесятилетнему человеку.

Это говорил директор Международной ассоциации по сейсмостойкому строительству академик АН Грузинской ССР Кириак Самсонович Завриев. — Я осмотрел скалу в Боржоми. Трещины неопасны. Взрывать скалу не нужно. Более того, при данном положении дела, когда мощный взрыв невозможен из-за близости города, слабый только бы расшатал, но не обрушил скалу, и она, вполне возможно, рухнула бы при следующем, даже не очень сильном сотрясении земли.

В этом зале знали, как весомо каждое слово «антисейсмика № 1». Ведь он не только создатель новой теории сейсмостойкого строительства; его подпись стоит под проектами самих ответственных сооружений в сейсмически опасных районах — зданий, мостов, плотин. Но скала ведь не творение рук человека.

— Вы, конечно, понимаете всю ответственность, которую берете на себя. Вероятно, вам нужно подумать?

Следующее, последнее заседание председатель Госстроя СССР назначил на утро.

— Итак, вы настаиваете на своем решении?

— Да, скалу взрывать не следует: она неопасна.

— Необходимо письменное заключение. Сколько на это потребуется дней?

Кириак Самсонович протянул председателю конверт с заключением. В нем был труд одной бессонной ночи и вывод теории, которую он начал создавать еще студентом. Взрыв был отменен.

А вскоре после этого, в 1970 году, в Боржоми произошло сильное, восьмибалльное землетрясение. К. С. Завриев выехал к своей «подопечной». Как он и предсказал, скала стояла прочно, даже старые трещины не стали шире.

«Вокруг одни бронтозавры...»

Начало века. Тбилиси: глинобитные дворики, пузатые купеческие особняки, которые сохранились до наших дней разве что на полотнах Пиросмани. И Санкт-Петербург: высокие дома, дворцовые ансамбли, огромные мосты, соединившие берега полноводной реки. Что должен чувствовать юноша, приехавший с Кавказа в город на Неве, чтобы стать строителем, инженером? Восторг, восхищение перед бессмертными творениями зодчих? Боль за родной город, где подземные силы заставляют дома прижиматься к земле? Да, пожалуй. Желание строить как лучшие мастера? Вряд ли. Нет.

«Все подвергай сомнению». Если бы этот принцип не выдвинули древние философы, его бы предложили современные инженеры.

У студента Петербургского института путей сообщения были руки рабочего, голова инженера и глаз художника. Студентом четвертого курса он уже работал на строительстве Дворцового моста и делал не учебные, а заказные проекты. Он пытался рассчитать новые конструкции, старые не удовлетворяли его эстетическому чувству: все эти здания, дворцы, мосты, которыми восхищался мир, казались ему недостаточно легкими, изящными. И он решил проверить видимую гармонию сооружений алгеброй строительной механики.

Дерзкая идея: архитектура — древнее искусство, инженеры в начале века умели великолепно строить. Но Завриев поставил под сомнение не их способности, а сами методы расчета, на которых покоилась вся мировая строительная практика.

Тогда господствовал метод допускаемых напряжений. Истинных напряжений, которые вызывает нагрузка, получить по нему было нельзя: рассчитанные по этому методу конструкции работали, как говорится, в четверть силы и получались массивными. Завриев прикинул: миллионы тонн камня, дерева и металла укладывались, по сути дела, напрасно! Настоящие могилы для строительных материалов. «Бронтозавры, вокруг одни бронтозавры», — говорил он, проделывая расчеты.

В таком положении повинен был и невысокий уровень строительной механики. Однако главная причина была в другом: фирмам выгодно было расходовать лишний материал — это увеличивало их доходы. И проектировщики тоже могли спать спокойно: они создавали надежные, хотя и тяжелые, конструкции. Но сравнивать было не с чем — лучших тогда в мировой практике не существовало.

Завриев предложил нечто новое: посмотреть, на что способна конструкция, если довести ее до разрушения. А уж потом вполне сознательно дать сооружению запас прочности. Он создал новый метод расчета — по разрушающим нагрузкам. Рассчитанные по-новому, сооружения становились легкими, изящными, рациональными.

Сегодня это азы строительной науки. А в 1913 году профессор, впоследствии академик С. П. Тимошенко, прочитавший записки своего студента, увидел в них начало революции в методах расчетов. Взволнованный вошел он в кабинет ректора господина Янковского и потребовал доложить студенческую работу на ученом совете.

— Но, господин Тимошенко, вам же известно: студентам строжайше запрещено выступать перед профессорами! Достаточно и того, что они пытаются поучать нас на своих сходках.