Журнал «Вокруг Света» №02 за 1981 год

Наш поезд взмывает на лесистую гряду. Сквозь чугунно-неподвижное переплетение стволов и ветвей внизу, в долине, виднеются утонувшие в сугробах деревни, в заснеженных проулках теплеют огнями избы. Земля моего детства...

Высокие дымы

Обступивший меня лес казался чужим, глухим. Мороз крепчал. Все живое попряталось, обезголосело. Не махали крыльями в вышине даже вороны, и деревья не трещали. Недвижно высились они вдоль дороги, вытянув тяжелые, закованные в снег ветви.

Холод проникал до самого нутра, схватив в кулак лицо и одеревенив руки, ноги. Двигался я, как в ледяном вакууме — мире замороженном и неживом. Машинально переставлял и переставлял ноги: лишь бы идти куда-нибудь.

И тут, за поворотом, я внезапно почувствовал близость жизни. Нет, еще не было видно домов, и не было слышно в стылой тишине собачьего лая. Сквозь поредевшие пирамиды елей проступили на белесом небе, будто нарисованные, ровные полосы. Белые и пушистые, очень высокие и близкие, как светлая березовая роща в марте. Еще не было изб и колодцев, даже не ворчали печные трубы на крышах, а уже пахнуло дымком, запахом человеческого жилья.

Ноги плохо слушались, но я торопился вперед: согревала мысль о деревенском тепле. А перед глазами в зимнем небе стояли маяками высокие дымы.

Полет под куполом

Мягкая после вчерашнего снегопада лыжня сама собой несла под уклон между деревьями. Вдруг сверху, как будто с неба, упали на меня снежные хлопья. С чего бы это: вокруг тишь да безветрие.

Закинув голову, я словно растворился в молочной белизне утреннего света: казалось, надо мной на жестком каркасе черных стволов натянут жемчужный купол. Там, в далекой вышине, я увидел невесомое тельце отважного прыгуна, Распушив хвост, белка как пружинка скакала по ветвям, крутилась, переворачивалась в прыжках с дерева на дерево и вновь успевала уцепиться за ветку.

Будто для нее одной раскинулся просторный купол неба, а снизу не один я, а тысячи глаз напряженно следили за отчаянными прыжками. Она нырнула вниз по толстой березе, глянула на меня бусинками глаз — и вот уже мчится, пластаясь, над ветвями. Я скользил по лыжне, а белка шла поверху, легко перемахивая от вершины к вершине. Еле касаясь лапками сучьев, она вытягивалась в воздухе и стремительно летела, как рыжая стрела.

Иногда сновала вверх-вниз — искала запрятанные с осени шишки, орешки, — тормозя на ветвях всеми лапами, и тогда сверху веером сыпался на землю снег. И снова продолжался полет в вышине.

Стараясь не потерять ее, я быстрее толкался палками: мелькали навстречу стволы, слезы наворачивались на глаза. А белка уходила по вершинам все дальше и дальше, к известной только ей цели.

Жажда жизни

Проходя не однажды мимо опушки со старой развесистой березой, я стал примечать, что кто-то объедает ее сережки. Притаившись в кустах неподалеку, увидел на березе рябчиков. К вечеру они всегда исчезали — прятались, видно, по сугробам, зима в тот год выдалась снежная. Неожиданно в ночь ударил мороз, и утром я рябчиков на березе не застал. Возвращаясь днем из леса, опять их не заметил, и на душе стало беспокойно за птиц: уж не случилось ли что с ними? Проваливаясь в снег, выбрался к большим сугробам. Могла и лиса напасть на стаю, тотчас бы вытащила сонных птиц из убежища и свернула им шеи. Но на снежной белизне не пестрело ни одного перышка.

Я взобрался на крупный сугроб, хорошо держащий тяжесть человека. Мороз не отпускал, и сугробы, одетые в твердую броню наста, торчали, как купола дотов. Куда же подевались рябчики? Если они ныряли с березы в пушистый снег, то сверху должны остаться круглые следы. Так оно и есть. Я чуть не наступил на смерзшуюся лунку. Присел и начал охотничьим ножом тихонько, слой за слоем, счищать снег...

Постепенно понятнее становилась трагедия происшедшего. Рябчики спокойно нырнули в снег, не ожидая, что вход в их нору затянется за ночь ледяной коркой. Утром они попытались выбраться наружу. Но, пробившись сквозь снежную толщу, наткнулись на лед. Кончался воздух, птицы долбили наст клювом, бились о него всем телом.

Наверху все больше светлело, вздымалось солнце, проникая сквозь тонкую корку наста. Птицы задыхались, рвались вверх. Они ударялись и ударялись о лед, разбивая в кровь головы, но снежная ловушка прочно держала их. Птицам так хотелось вырваться к свету, к солнцу. Птицам так хотелось жить...

Солнце в рябине

Уже на дворе декабрь, а рябина под окном гнется под тяжестью ягод. Почему-то облетели стороной ее перелетные птицы, запасавшиеся силами в дальнюю дорогу. Только выпавший снег прикрыл хлопьями крупные гроздья.

Как-то раз в полдень за окном послышалась возня, шум пошел по садику Я толкнул форточку и ахнул: заснеженная рябина горела как костер. Сверху донизу ее всю облепили снегири — откуда только прознали проныры про мою рябину?

Они аккуратно клевали гроздья, стряхивая снег. Обчистив нижние ветви, неторопливо перепрыгивали выше, важно топорща красную грудь. Старались не обронить ни одной Ягодины, а уж если роняли, то ныряли вниз за ними, рдевшими на снегу.