Журнал «Вокруг Света» №02 за 1983 год

Правда, один раз из угла прогнал тарантула. Однажды выхожу утром, а на крыльце сосед Виктор Кривохатский баночкой каракурта ловит, — продолжал вселять в меня беспокойство Кузьменко, удобно устраиваясь на своем ложе из редкого дерева. — Но настоящее веселье начинается при выездах в пустыню: только и опасайся, как бы в карманы, отвороты брюк не спрятались скорпионы, каракурты или фаланги. В барханах приспособились спать на раскладушках — по железу им никак не взобраться. Перед тем как обуться, всегда сапоги вытряхивал. Раз торопился, ногу сунул, чувствую, что-то шевелится, вроде колется. Снова разулся, постучал по голенищу — так и есть: малюсенькая фаланга вывалилась на песок...

Лучше не вспоминать, что мне снилось ночью, а туманным утром, проснувшись от холода, я, высунув голову из спальника, первым делом аккуратно вытряхнул свои ботинки.

Над домом кричали, кого-то передразнивая, вроде бы местного пса Джульбарса, майны, индийские скворцы, которые могут подражать кому угодно. Спустился с крыльца — хотел отвернуть кран, чтобы умыться, но не тут-то было: вода замерзла. Растопил ее с помощью подожженной бумаги, как учил меня Кузьменко, и только тогда сверкнула струйка воды в первых лучах солнца.

— Хороший денек будет, — бодро произнес Володя, появляясь на крыльце, поглаживая свои запорожские усы и прилаживая на русые кудри неизменную шапочку с помпоном. — По холодку двинем моим рабочим маршрутом.

Только минули дома, как открылась неправдоподобная картина: прямо среди песков зеленеет не одно или два дерева, а целая роща. Для миража совсем неподходящее время, но вот же — перед глазами — колышутся ветви с серебристыми листьями...

— Петта, высаженная в траншеи, — пример бесполивного выращивания тугайного растения, — сдержанно поясняет Кузьменко, чтобы охладить мое изумление.

Еще вчера он убедительно мне доказывал, что всякая романтика несовместима с наукой. В Закарпатье, где половины и быстрые реки, замки бывших венгерских баронов и новизна обычаев привлекали внимание студентов-практикантов, их преподавательница Галина Николаевна Огуреева («Замечательный ученый и мой шеф», — отмечает Кузьменко) не давала отвлекаться на эти красоты, жестоко изымала из отчетов все поэтические строки, «Смотрите глазами не поэтов-романтиков, а натуралистов, — говорила она. — Во всяком случае, когда делаете описания для геоботанической карты...»

Задумавшись, следовал я за Кузьменко, пока не толкнул его в куст, зацепившись ногой за корень.

В тот же момент от куста метнулось ко мне что-то похожее на длинную пеструю ленту.

— Бойга?! — крикнул Володя.

Я отпрыгнул назад, а змея, промелькнув в сантиметре от ботинка, скользнула в песок. Мне с перепугу даже показалось, что глазки-бусинки на ее поднятой головке пренебрежительно скользнули по моей растерянной фигуре.

Володя заливчато смеялся, приговаривая: «Ну здорово! Как заяц-толай подпрыгнул». Эти пустынные длинноногие зайцы, смахивающие на наших русаков, уже пересекали нам дорогу, выскакивая из своих лежбищ и скатываясь, поджав хвостики, с барханов, как прирожденные слаломисты.

— Да, индийская бойга может свободно и с ветки прыгнуть. Укус ее острых, как бритва, зубов, даже не чувствуешь, хотя может выступить кровь. Одна у нас около усадьбы обитала, пугливая очень — шуршит, шипит. А за большим домом в песчаной гряде в чужой норе жила старая эфа. От усадьбы ее трудно было отогнать — толстая, агрессивная, она моментально принимала угрожающую позу и бросалась на обидчика. Летом ее потомство расползлось вокруг усадьбы. Однажды слышу — кричит младший сын директора: «Змея!» Пришлось поймать молоденькую эфу и оттащить ее подальше, чтобы не нарушать статус заповедника. Ну, эфу-то отличить легко — по повадкам и кресту на голове. А вот кто на вас напал, ума не приложу... Песчаный удавчик вот так же в подвижных песках пропадает, только видно, как на поверхности след взбухает, — так он в песке движется. Правда, он покороче будет. Скорее всего это был пятнистый полоз... Но самое примечательное-то вы и не заметили — корень, о который споткнулись.

Длинные нити корней, раскинувшиеся от кустов и растений по всему пространству передо мной, действительно поражали воображение. День за днем в пустыне шла борьба за каждую каплю влаги. Под ногами тянулись, как проволока, на десятки метров корни кандыма, а вот у верблюжьей колючки длинные вертикальные корни уходят вглубь, достигая грунтовой воды. Интересно приспособился к тяжкой жизни в пустыне первый покоритель подвижных песков — селин Карелина. Его горизонтальные корни прикрывает от жарких лучей своеобразный чехол-обертка.

Растения пустыни всю свою короткую или долгую жизнь ждут воды. Пусть даже в феврале брызнут дожди, пригреет солнце, и желтые пески зацветут маками, тюльпанами. Но недолго выдерживают краски такого ковра под безжалостным солнцем. Выгорают, гибнут травы, и остаются выносливые кустарники, такие эндемики, как селин...