Журнал «Вокруг Света» №02 за 2005 год

Порою можно услышать, что сомнения в авторстве Шакспера рождены, мол, лишь кознями завистников и злопыхателей. Тогда напомним, что этими «завистниками и злопыхателями» были Чарлз Диккенс, Ралф Уолдо Эмерсон, Бисмарк, Дизраэли, лорд Палмерстон, Уолт Уитмен, Анна Ахматова, Владимир Набоков, Зигмунд Фрейд— перечень далеко не полон. Марк Твен называл Шекспира самым великим из никогда не существовавших на свете людей...

С конца XIX века упорно шли поиски «подлинного Шекспира». Кто только не предлагался на «вакантное место»! Первым кандидатом на него стал философ Фрэнсис Бэкон, в дальнейшем назывались еще имена графов Рэтленда, Оксфорда, Дерби, короля Иакова I, королевы Елизаветы, ее казненного фаворита Эссекса, сэра Уолтера Рэйли, драматурга Кристофера Марло... Были и версии группового авторства: в общей сложности число «Шекспиров» достигло полусотни. За многими из версий стояли свои доводы, иногда более, иногда менее веские, но ни одна из них не утвердилась как бесспорная. Полемика то утихала, то разгоралась— ответа не было.

Вилка, веер и зонтик

…«Теперь, прежде чем приступить к описанию первого итальянского города, расскажу об интересном обычае, который я наблюдал во всех итальянских городах, больших и малых, и подобного коему не видел в других странах, где мне довелось путешествовать; наверное, такого обычая вообще нет ни в какой другой христианской стране.

Когда во время еды итальянцы (а также большинство чужестранцев, постоянно живущих в этой стране) режут жаркое, они используют при этом особенный предмет, похожий на маленькие вилы. В то время как ножом, который он держит одной рукой, итальянец отрезает себе кусок мяса от общего жаркого, в другой руке он держит эту самую рогульку, прижимая ее остриями жаркое. Если же кто-то (кто бы он ни был), обедая в их компании, необдуманно возьмется своими пальцами за жаркое, поданное на стол для всей компании, то в этом увидят оскорбление для всех присутствующих, пренебрежение законом хороших манер, и за такой промах к нему отнесутся с большим презрением, и он может даже получить публичное порицание за свою невоспитанность и неподобающее поведение. Указанный способ принятия пищи, как я убедился, принят во всей Италии, и они делают эти свои вилки большею частью из железа или стали, а некоторые даже из серебра, но серебряными вилками владеют только их джентльмены. Как я понял, причина такого их удивительного обычая — ни под каким видом не брать поданное к столу мясо руками — заключается в том, что пальцы у людей не всегда могут быть чистыми. Потом и я тоже посчитал, что будет добрым делом следовать этому итальянскому обычаю придерживать мясо при разрезании подобными вилками, и я делал это не только, пока был в Италии, но также в Германии, а потом, по возвращении домой, и в нашей Англии, и однажды, увидев это, один весьма просвещенный джентльмен, мистер Лоренс Уитэкер, известный своим веселым нравом, назвал меня за столом канальей — только за то, что я пользовался вилкой, а отнюдь не по какой-либо иной причине».

...Сейчас как-то с трудом верится, что в относительно недавние еще времена (а эти строки относятся к началу XVII века) практически вся просвещенная Европа, уже знавшая книгопечатание, проникшая в Вест- и Ост-Индию, создавшая великие шедевры живописи и зодчества, не ведала такой элементарной вещи, как вилка. Увы, не ведала. Она узнала о ней благодаря Томасу Кориэту и его объемистой книге «Кориэтовы нелепости» (откуда и заимствована приведенная цитата), описавшей его путешествие длиной почти в 2 тысячи миль. Именно благодаря ему Англия узнала назначение невиданного предмета — вилки, и ею смогли начать пользоваться не только канальи, но и люди попроще.

Тому же Кориэту Англия обязана еще и открытием «очень элегантной и прелестной вещицы» — веера: «Делается веер из бумаги и имеет маленькую деревянную ручку; бумага по обеим ее сторонам украшена изящными картинками, изображающими любовные сцены, способные развлечь владельца, а под ними остроумные итальянские стихи или красивые эмблемы... Стоит такой веер недорого, каждый может купить себе эту красивую вещь за сумму, соответствующую нашей английской четырехпенсовой монете».

Он же познакомил соотечественников и с другой «изящной и полезной вещью, которая, однако, стоит гораздо дороже, не менее дуката» — с зонтом («они называют эту вещь на своем языке umbrella и с ее помощью устраивают для себя тень, спасаясь от палящих лучей солнца»): благодаря ему слово umbrella вошло в английский язык.