Журнал «Вокруг Света» №02 за 2007 год

Когда смотришь со дна долины вверх, не видишь ничего особенного. Только обычный горный пейзаж — красивый и разнообразный: еще чуть-чуть, и здесь была бы Швейцария. В это «чуть-чуть», правда, входят недостижимые пока для Дигорского ущелья мечты — асфальт, газ, туризм. Но есть и неоспоримое преимущество: если одной из важнейших проблем здесь, как и в остальной России, являются дороги, то дураки обретаются где-то еще, в горах дураков нет. Есть — люди гор, которые, в отличие от нас, не думают, что они там выживают, а знают, что они здесь — живут. Живут и верят в диковинные вещи. До сих пор верят во всадника Уастырджи на трехногом коне, парящего над ущельем, в Сослана — покровителя богатырей-нартов, в святого Николая в образе орла... Во все, что несет в себе древняя религия алан. Мы на самом юге России, в Северной Осетии. Наш путь лежит к невидимым снизу заповедным святилищам.

Путник должен быть готов к тому, что на этой небольшой территории, способной уместиться в пределах Московской области, если считать «по плоскости», и возрастающей на порядок, если сосчитать площадь всех здешних горных склонов, не окажется ничего случайного. Аэропорт находится в Беслане — городе самой страшной трагедии, постигшей Россию за последние годы. Памятник погибшим детям и взрослым Беслана выполнен как напоминание о Матери из Задалеска, которой осетины поклоняются наравне с другими своими святыми, — женская фигура, взметнув к небу руки, держит в них детей, которые и не дети уже, а — ангелы (о подвиге Задалески Нана речь впереди)…

Полчаса от Беслана, и вы — во Владикавказе (советском Орджоникидзе), где стоит памятник Ленину, а на его подножии — плакат с призывом участвовать в митинге «ленинско-сталинско-маоцзэдуновской» партии. С той же игривой непосредственностью, с какой сошлись на плакате отцы разных «течений» коммунизма, сходятся в Северной Осетии религии и культы. Христианство, впервые проникшее сюда из Грузии в IV веке, легко наложилось на традиционные обряды осетин. Суннитская ветвь ислама, протянувшаяся на территорию Алании во времена арабских завоеваний VII—VIII веков, — на христианство. А потом, столетия спустя, когда над республикой отшумело атеистическое ХХ столетие с его «борьбой с пережитками прошлого», вернулись северные осетины — дигорцы и иронцы — к своим святилищам, в свои «капища»-дзуары… Во Владикавказе находится академический Институт гуманитарных исследований, и работают там уроженцы тех самых гор, куда мы направляемся. Они знают в них каждую трещинку и, что самое важное для наших целей, легенды, сошедшие с заснеженных пиков гор вниз, в Цейскую долину, в Алагирское и Дигорское ущелья. Легенды, окутывающие здешние дороги и бездорожье, как утренний туман.

  

Средневековый Галиат разрушается на глазах. А жаль: где еще в горах встретишь четырехэтажное здание XV века?

Древняя Алания: до и после мацуты

Диктофонная запись возвращает меня в новенький темно-зеленый УАЗ с ярким треугольником-логотипом «Вокруг света» на ветровом стекле. Наша боевая пятерка путешественников пробирается вверх по грунтовой дороге шириной с подоконник, направляясь в селение Лезгор. Мотор угрожающе взревел, но все же тянет, а рассказывает, конечно, Федар:

«Карачаево-Черкесия, Кабарда, Осетия и часть Ингушетии, Ногайский район Дагестана, где Кизляр, — вот эти земли входили в Аланию. Ну, и еще часть нынешнего Краснодарского края — в основном прикубанские земли. Но в XIV веке с разрывом в несколько лет трижды вспыхивала чума... А тут еще в эпидемии вклинился Тимур со своим нашествием и очень многих перебил. Население фактически исчезло».

Кроме этнографа Федара Таказова в маленькую экспедицию к святилищам Дигорского ущелья вошли лично курировавший нас депутат Законодательного собрания Северной Осетии и замглавы Ирафского района, на чью территорию мы «вторглись», Артур Саккаев (за рулем), фотокор Ольга Кудрявцева, краевед-ботаник Константин Попов, и я — новенькая в этих местах.