Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год

— Послушайте, — сказал я. — Я предлагаю вернуться в Англию тем же путем, каким мы плыли сюда. Нашей первой стоянкой будет Кинсейл в Ирландии. Те из вас, у кого есть причины ожидать виселицы, будут по прибытии туда свободны. Понятно? Я требую от вас верности только до Ирландии. Вы согласны?

Они согласились. Думаю, с благодарностью.

И плавание продолжается. Под тусклым небом, в крутом бейдевинде, корабль зарос грязью, вода в бочках быстро протухает. Хлеб заплесневел и зачерствел. Кости мои скрипят от холода. Меня покинули последние надежды. Оставив за собой Ньюфаундленд, мы изготовились переплыть Атлантику. Команда выполняет работу словно в забытьи. Я обещал сохранить их головы, но кто поможет мне сохранить свою? Мы плывем на восток, луна из-за облаков посмеивается над нами. С бунтом, кажется, покончено. Хед ковыряет в грязных зубах грязными ногтями. Сегодня ночью я могу спокойно размышлять только о своей смерти.

21 апреля

Туман. Вот уже два дня корабль окутан серой вязкой пеленой. Судя по всему, мы прошли около шестисот миль на восток по Атлантике.

Между моей «Судьбой» и той судьбой, что ожидает меня в конце долгого пути домой, еще по крайней мере тысяча двести миль океана. А вообще-то я рад этому мерзкому туману. Готов плыть в нем хоть вечность.

Ветер стих на шестой день после Ньюфаундленда. Гольфстрим несет нас тихо и печально вместе с водорослями, «Судьба» сейчас ничем не отличается от обычной щепки во власти течений. Туман во всем и повсюду. Вверху» внизу, впереди, за кормой, слева и справа Обвисшие паруса, кажется, сделаны из тумана, впрочем, и серое море тоже. Такое однообразное унылое смешение стихий сродни моему настроению. Если я сейчас выйду на полуют и встану над каютой мистера Барвика, то носовую часть моего корабля я не увижу. Туман поглотил ее, избавил меня от необходимости даже думать о ней. В то же время я заметил, что туман на море увеличивает все предметы. Канаты стали толстыми как змеи, водяные капли, срывающиеся с них, кажутся мне крупными глобулами яда. Сучки и щербины под ногами на палубе вырастают до размеров головешек из потухшего костра.

Если самые отъявленные негодяи из моей команды серьезно намеревались довести до конца свои предательские планы, то в последние двое суток они должны были проявить себя. Слепой, послушна бредущий в полусне сквозь сумрачные непроницаемые атлантические туманы корабль мог стать легкой добычей злодеев. В любую из этих ночей они могли перерезать мне горло, хотя это и стоило бы им нескольких собственных глоток, ибо Сэм Кинг теперь дежурит у моей каюты. Если бы почему-то они хотели избежать убийства, то могли бы отправить меня дрейфовать в лодке с немногими оставшимися джентльменами за компанию. Ни того, ни другого они не сделали, и опасения отпали, испарились. Выступив против них в открытую, я показал им, что их Ричард Хед — жалкий трус, один из тех, кто смел за спинами других, но встретив достойного противника, бежит прочь, как перепуганная крыса. Я стреляный воробей, достаточно повоевал с ричардами хедами этого печального мира.

Мое обещание отпустить всех нарушителей закона в Кинсейле успокоило большинства из них. Они, я думаю, поняли, что я обещал им спасти их головы, если они помогут мне рискнуть моей собственной. Эта честная сделка. Заключенная в ней ирония доставляет мне мрачную радость.

22 адреса

Начну с того, что вчера я уснул, уронив голову на эти страницы.

Индеец кричал.

Я проснулся. Меня разбудил его крик. Индеец кричал не переставая. Ужасным криком. Никогда не слышал ничего подобного.

Я вскочил, опрокинув кресло. Подбежал к двери каюты. Дверь была заперта снаружи!

В каюте я всегда держу топор. В рундучке под койкой. Вытащив рундучок, я схватил топор И в одну минуту взломал дверь.

Снаружи в неестественной позе лежал Сэм Кинг. Моей первой мыслью было, что он мертв. Нет, он был жив. Но без сознания. Лежал в луже собственной крови.

День уже занялся, но туман скрадывал видимость. Я на ощупь пошел в направлении, откуда несся крик. По мокрой палубе. Поскользнувшись, я упал с трапа.

Неожиданно все стихло. Призрачная тишина. На мгновение, ошеломленный падением, я решил, что все еще сплю. В тумане раздался сухой треск пистолетного выстрела. А за ним, пронзая мой череп, разнесся этот невероятный, леденящий душу крик. Легкие человека не способны исторгнуть такой вопль. Но это был и не рев раненого зверя. Я знал, кто кричит. Думаю, что знал и почему.

Они повесили индейца на правом ноке рея. «Они» — это Ричард Хед и полудюжина его дружков. Хед с пистолетом в руке командовал мерзавцами. Командовал? Жуткий содом, открывшийся моему взору, едва ли заслуживает этого слова. Это была анархия убийства. Ад кромешный.