На будущее, однако, можно предположить вот что. В космосе побывало уже около пятидесяти советских и американских космонавтов. Этого мало, чтобы говорить о сколь-нибудь распространенной профессии. Но дело тут не просто в профессии. Космонавт, космос, Земля, человечество составляют единство, повелительно вторгшееся в нашу жизнь. В этом смысле образ и тип космонавта вырастает гигантски. Возможно, мы наблюдаем зарождение таких качеств, которые будут со временем свойственны людям вообще, не отдельному человеку, а человечеству, вышедшему в космос. Мы восхищаемся мужеством, умением подчинить себя цели, собранностью и точностью движений человека в кабине космического корабля, в условиях небывалых, неиспытанных, неизвестных. Имеет ли все это к нам отношение? Иные из нас, восхищаясь самоотверженностью таких людей, равно как и высоким «рационализмом» людей науки, порой думают не без тревоги: а не превращается ли человек в высокодисциплинированную машину, заглушив в себе чувство страха и вспышку «неконтролируемых» эмоций? Мы забываем, что эти профессиональные качества, которые очень и очень понадобятся человеку космической эры, перейдут в привычку, в необходимый рефлекс, отнюдь не убивая традиционных человеческих качеств, а лишь обогащая их. Человек «пещерной эры», очевидно, погиб бы, переходя улицу большого города. Мы не замечаем, как много мы накопили в условиях современной цивилизации привычек и рефлексов. Тем не менее мы живем в мире глубоких чувств и таких восприятий, которые были неведомы пещерному человеку.
Современность открывает искусству не просто новый круг тем. Она открывает процесс эволюции человеческого сознания, его ломку и становление нового. И тут вполне можно ожидать нового Ренессанса, хотя и трудно предугадать, какие он примет формы.
Сфера деятельности человека расширяется сейчас не только в пространстве, но и во времени. Особенно ярко вспыхнувший сейчас интерес к будущему не мимолетное явление. В 60-х годах возникло и сейчас бурно развивается конкретное прогнозирование, ибо выяснилось, что в условиях научно-технической революции и выхода в космос жизненно необходим долговременный учет последствий. Оценка вариантов развития, прогнозирование тенденций — без этого все трудней и трудней планировать и управлять. И это тоже, в свою очередь, требует от людей более высокого, чем прежде, уровня понимания, осмысления хода событий.
Выход в космос — это прежде всего выход разума. Это его победа. Сфера разума, «ноосфера», сущность которой была определена еще В. И. Вернадским, преодолела земные пределы. Бережное отношение к Земле, выявление все новых и новых ее возможностей — то, чему учит космическая эпоха и что она делает возможным, — обещает человеку более счастливую жизнь. Смысл, значение и последствия выхода в космос со временем будут поняты глубже, чем теперь. Но ясно уже сейчас, что космос стал необходимостью, всеобщей перспективой будущего и пути назад нет.
Я не прощаюсь с Варшавой...
На Хмельной играл уличный оркестр. Кажется, теперь какая-то ее часть называется по-другому, но, старый москвич, я самонадеянно позволяю себе и варшавские улицы именовать по-старому. Тем более что новых названий в этом городе совсем немного. Здесь случился обратный феномен: древние исконные имена принадлежат теперь совершенно новым улицам, история живет не в камне, а в слове. Посредине необозримой современной площади можно найти памятную плиту с надписью: «Тут был перекресток улиц такой-то и такой-то». Пан Ковальский, вы хотите вспомнить ваши даты, ваши свидания на углу под часами, у кафе «Пеллеас и Мелизанда» — варшавские кавярни испокон веков живут под эффектными литературно-латинскими вывесками? Ну что ж, приходите на площадь, на условный, фантастический перекресток, существующий лишь в словесном оформлении, лишь в сочетании звуков да еще в цепкой на мельчайшие подробности памяти старых варшавян.
Вот о чем думал я, внимая уличному оркестру, играющему на шумной узкой торговой Хмельной улице. Я понимал, конечно, что этот, наверное, последний в Варшаве уличный оркестр совсем не уличный в том классическом понимании этих слов, которые подразумевают безработицу, хождение по дворам-колодцам и ночевки на постоялом дворе. Этот оркестр часто снимают в кино, записывают на пластинки, включают в разные развлекательные программы и прочие шумные торжества. И все-таки это был настоящий уличный оркестр, о чем свидетельствовали лица музыкантов, обветренные морозом и выдубленные жарою, я бы сказал, солдатские лица — у всех: и у нежной скрипки, выводившей такие верха, что становилось страшно, и у гитары весьма бывалого вида, и у трубы, отличавшейся кавалерийской статью и склонностью, как говорят поляки, «сходить по водку», и у аккордеона, баки которого говорили о неистребимости и международности дворовых вкусов.