Журнал «Вокруг Света» №04 за 1972 год

После долгого рассказа Эдуарда Константиновича мы поняли, что совершили ошибку, прилетев в Сары-Челек на вертолете. Несколько кругов вертолета над озером принесли много беспокойства зверью, согнали его с лежек и привычных пастбищ. Значит, впредь никаких вертолетов, будем добираться в заповедник только на лошадях и пешком.

Наш маленький караван пробирается к Туманьяку через лесные завалы. Титов не мог отпустить нас, не показав это дикое, бестропное место. Идет дождь со снегом. Под копытами лошадей хлюпает вода. Сырые ветки бьют по лицу. Титов что-то говорит о Москве, в которой родился и вырос, и о том, что из-за этого Сары-Челека уже три года не может толком побродить по старым московским дворикам.

Хозяева горных трасс

Они летают из долины в горы, к людям. И каждый полет — это испытание воли, мужества и находчивости пилота. Горы не любят шутить.

Когда люди пастбища Челек увидели среди всадников Зарлыка Исманова, они забеспокоились: «Вынужденная посадка? Авария?» Исманов ответил, что приехал посмотреть, можно ли здесь посадить самолет...

Вначале Зарлык Исманов присматривался к сыртам с воздуха — с борта АН-2, потом мы уже вместе пробирались по ущелью на машине, а через перевал — на лошадях по вьючной тропе.

Чабаны смотрели на летчика выжидающе: хватит ли этой короткой полоски земли, упирающейся в крутой склон хребта, чтобы посадить машину? Сомневались люди — ведь сюда, на высоту 3400, не прилетал еще ни один самолет.

Зарлык молча прошел всю полосу земли. Чабаны шли за ним следом, тихо перешептываясь между собой. Наконец он сказал:

— Ждите, на днях прилечу.

...Погода нелетная. Пржевальск не принимает и не выпускает самолеты. Мы сидим в домике на краю взлетного поля с Зарлыком Исмановым. Из окна виден строй зачехленных «Антонов», прижатых к земле тяжелым туманом. Исманов рассказывает:

— Да, была столица. Комфортабельный ИЛ-18. Рейсы в Москву, в Ленинград, в Адлер. И не было этих беспокойных поисков перевалов, цирковых посадок на «пятачках» среди скал... Раздумывал, конечно,— менять ли трассы? Но недолго. В горах трудно летать, но ведь тем людям, что живут там, за перевалами, куда трудней. Знакомо мне их ремесло,, сам ведь жизнь с чабанской тропы начинал...

Туман спустился на Иссык-Куль. Открылись перевалы Терскея. Развиднелось как-то сразу. Техники стали расчехлять самолеты и греть моторы. Началась погрузка тюков и ящиков. Зарлык тоже стал собираться:

— Мне пора на пастбище Челек. Надо успеть до прихода больших снегов перебросить на зимовье теплую одежду и продукты.

Летим кызыл-джарской трассой. Смотрю в приоткрытую дверь пилотской кабины на Сережу Мещерякова. Руки ладно лежат на штурвале. Крен вправо, крен влево. Каменная стена слева, каменная стена справа. Такое впечатление, что летим по туннелю. Над перевалом ветер. Он трясет «Антона» и тянет его вниз, на скалы. Наконец просветлело — вырвались из каменного мешка, прошли перевал. Сережа чуть ослабил взмокшие руки, оглянулся, улыбнулся: «Пронесло». Я облегченно вздохнул. Георгий кивнул: «Вот видишь, как все хорошо». Только врач Борис Петрович Шубенко не видал перевала, не чувствовал тряски. Он сидел, сложив руки на коленях, и безразлично смотрел на табличку «Не курить». Врач, наверно, очень устал. Всю ночь он давал из Оша консультации по телефону. Разговоры не помогли, пришлось лететь самому принимать роды.

— Ну как летать над горами? — спрашивает меня Сережа.

— Красиво, но страшно. А над равниной?

— Скучно! — кричит он и улыбается.

Думаю: «Пижон же ты, Серега! Я же видел, как у тебя руки взмокли и как по вискам бегали голубые жилки».

Вот такая эта кызыл-джарская трасса. Ее нет в расписании пассажирских рейсов. Когда летчики летят в Кызыл-Джар, пассажиров на борт не берут — опасно. Этот АН-2 летел по санзаданию, чтобы спасти женщину и двух новорожденных.

Горы посветлели. Погасли сигнальные огни. Смотрю на взлетающие самолеты и пытаюсь представить, что отсюда, из Фрунзе, до Пржевальска нужно было лететь неделю (сейчас — меньше часа!) и что машина с бензином добиралась туда раньше самолета. Пытаюсь представить, как перед посадкой в Тогуз-Тороо высоту снега определяли брошенным с борта самолета камнем. И как бортмеханик Саша Тищенко во время посадочного пробега лез по фюзеляжу Р-5 загружать хвост, чтоб самолет не зарылся носом в снег...

— Не верится? Вам всегда кажется, что мы, старики, на выдумки горазды. Вот так и учились летать над горами, — говорит Ишембай Абдраимов.

Мы идем по краю взлетного поля. С нами идет седой человек и вспоминает: