Журнал «Вокруг Света» №04 за 2010 год

Наследники рабов-поработителей

Либерия непохожа на другие африканские страны. Ко времени, когда бывшие колонии еще только стали получать независимость, Либерия была независимой уже сто лет. Когда соседние государства задыхались в нищете, в Либерию текли многомиллионные инвестиции. Сейчас, после двух продолжительных гражданских войн, страна лежит в развалинах, а люди, словно очнувшись после страшного похмелья, с ужасом оглядываются назад и пытаются наладить мирную жизнь.

Машину сильно трясло. Но все же я развернул пакет и достал из него кусок жареного мяса. Как и другие пассажиры, я купил его десять минут назад у хмурой торговки, расположившейся у полицейского блокпоста. Мясо было горячим и жестким. «Да это собачатина», — вдруг произнесла сидевшая рядом со мной женщина. Она вытащила кусок изо рта и принялась разглядывать его в свете заходящего солнца.

День получился длинным. Рано утром я вышел из автобуса на окраине Кенемы, крупнейшего в Сьерра-Леоне центра добычи алмазов. Алмазы меня не интересовали. Несколько раз в день отсюда к либерийской границе отправлялись ржавые, набитые пассажирами тойоты и ниссаны. После войны это был единственный транспорт, на котором можно было попасть в страну, если не считать нерегулярных авиарейсов из некоторых стран в Монровию. 

Не успел я отойти от автобуса на несколько шагов, как ко мне подошли двое. У одного на плече болтался автомат. Другой держал в руке погремушку. Я уже знал, что за этим последует. Документы у редких иностранцев здесь проверяет каждый, у кого есть минута свободного времени и хоть какая-то власть.

Молодожены охотно фотографируются у так называемого Павильона Столетия. Прежде здесь проходила церемония инаугурации президента

«Можно взглянуть на ваши документы? — спросил тот, что с погремушкой. На нем были желтые штаны из занавесочной ткани и желтая рубаха навыпуск. — Вы здесь по заданию неправительственной организации?» — парень ткнул погремушкой в мой паспорт. Автоматчик, одетый в мешковатую форму с нашивкой Police, меланхолично полировал ладонью дуло своего автомата. «Нет, — сказал я. — Просто пытаюсь добраться до Либерии». Погремушечник передал паспорт автоматчику. Тот пролистал его, поскреб фотографию ногтем. «Русские не говорят по-английски, — сказал он. — Я видел русских пилотов. Все, что они могут сказать, — это «деньги» и «завтра». — «Я не пилот, и без английского я бы сюда не сунулся». На лице погремушечника появилось некое подобие улыбки. «Я Джозеф, журналист. Работаю на правительственный бюллетень — здесь, в Кенеме». Мы пожали друг другу руки и по пыльной улице двинулись вниз, к рынку, где можно было найти машину в сторону либерийской границы. «Тебе не следовало приезжать сюда, — сказал Джозеф. — Нехорошее время. Война сделала людей в Сьерра-Леоне злыми, но в Либерии люди просто потеряли разум. Один Бог может помочь тебе вернуться оттуда живым». В этой стране, где мужчины надевают к воскресной службе строгий костюм, а женщины — шляпки с тряпичными цветами, слово Бог не произносят всуе. «Я сделаю все, чтобы не дать Ему повода оставить меня своими заботами», — сказал я. Джозеф кивнул — ответ его удовлетворил. «Если бы ты приехал сюда до войны, тебе бы не пришлось задерживаться в Кенеме. И менять машину на границе, чтобы добраться до Монровии, не понадобилось бы. До войны прямые автобусы ходили каждый день: Фритаун — Монровия! Кенема — Монровия! А сейчас границу могут пересекать только ооновские машины».

«Говорят, дорога к границе совсем разбита», — сказал я. «Дороги больше нет, — кивнул Джозеф. — Сейчас, в сухой сезон, эти 80 миль на джипе часов восемь будете плестись. А на обычной легковушке и все десять, а то и двенадцать, если вообще не застрянете в грязи».