В Кенийском национальном заповеднике жил один очень старый слон. Он давно был знаком с людьми, люди также привыкли к нему и даже чуть-чуть старика очеловечили: назвали Ахмедом. Никто, наверное, сразу и не понял, какой большой шаг сделан на пути воспитания «человека-друга». Случайный охотник все еще может убить какого-нибудь незаповедного слона. Но пусть он попробовал бы поднять руку на Ахмеда. Этот поступок стал бы для него проклятьем. До конца жизни он не смог бы уйти от презрения он, «убийца Ахмеда»...
Конечно, проблема не в кличке и не в прозвище. Но...
«Собачники не знают кличек дворняг. Монотонность облика — вещь удобная: поощряет к безжалостности и оберегает совесть, — писал в своем дневнике Анибал Пинто, естествоиспытатель из американского национального заказника Арансас, расположенного на техасском побережье Мексиканского залива. — Человек любит называть, но равнодушен к безликости. Он наделяет индивидуальностью домашних животных, но дикий зверь скрыт от него за безучастной маской стереотипа. Каждая стеллерова корова — это одна из множества стеллеровых коров. Убить одну, десять, сто из множества, значит, обилию не повредить
Может быть, не только алчность и безрассудство, но и в равной степени безразличие стало одной из причин, по которой стеллерова корова, дронт, странствующий голубь и многие другие представители великой семьи живых существ исчезли с лица Земли навсегда. Истребление индивидуальной безымянности приводило к ликвидации вида как имени вообще». (Разрядка наша. — Прим. авт.)
Конечно, до фундаментальной теоретической разработки в этой области еще далеко, но даже из отдельных примеров можно сделать интересные выводы. Вот, кстати, какой неожиданный оборот приняла для белого медведя (казалось бы, зверя и вовсе уж «неперсонифицируемого») операция по спасению этого «великого северного бродяги», «владыки Вечного безмолвия».
Предыстория вопроса такова. «Владыку» испокон веку считали хищником. Это вполне справедливо: жить на дрейфующих ледяных полях и слыть травоядным — весьма сложно. Более того, его считали хищником коварным, злобным и многочисленным. Здесь от справедливости остается уже довольно мало, ибо повадками и характером зверя по причине его невеликой доступности занимались явно немногие, а что касается численности, то определение ее основывалось, естественно, на догадках.
Советский Союз был первой страной, запретившей — в 1956 году — отстрел белых медведей. Остальные страны ждали до 1964 года, когда за один сезон было убито больше 1300 животных. Настало время задуматься о численности всерьез. Если «северных бродяг» всего-то две с половиной тысячи, то еще одна такая «удачная» охота, и белому медведю можно будет ставить надгробный памятник. Если же их, скажем, двадцать пять тысяч, то с памятником можно подождать. Правда, не очень долго.
На конференции в Фэрбенксе, где в 1965 году собрались представители всех стран, на территории которых водится белый медведь, проблема встала во всей своей изумительной простоте. Сколько живут медведи — неизвестно. Куда и как мигрируют — неизвестно. Каков средний вес — неизвестно. Образ жизни по многим пунктам неясный. Сколько их было десять лет назад, сколько останется еще через десять и останутся ли вообще — вопрос тем более проблематичен.
Конференции созывались еще не раз, и наконец в 1973 году было заключено Международное соглашение между Советским Союзом, Соединенными Штатами, Канадой, Данией и Норвегией об охране белого медведя. Смысл соглашения прозвучал по-набатному тревожно: исследования показали, что на земном шаре обитает не более двадцати тысяч белых медведей, но воспроизводство не компенсирует ежегодные потери (до 600 животных). Потери эти вызывались естественным падежом, браконьерством, разрешенной законом охотой, уменьшением ареала обитания под натиском неудержимого нашего века. Для того чтобы уяснить столь грустную картину, потребовались многолетние труды зоологов.
Программа предусматривала перепись животных, изучение их образа жизни и направление миграций, для чего каждый обнаруженный с воздуха медведь получал свой номер и снабжался микрорадиопередатчиком. Паутина пеленгов, нанесенная на карту, давала представление о перемещениях «северных бродяг», а нити от «паутины» тянулись в Гренландию и на Баффинову Землю, на остров Банкс и на Шпицберген, на Новую Землю и на Новосибирские острова, где вырастали стационарные посты наблюдения за медведями.
Один из медведей получил порядковый номер 104. Номер как номер, нанесенный несмываемой краской...
А спустя некоторое время и произошла следующая весьма симптоматическая история.