Журнал «Вокруг Света» №05 за 1979 год

— Это наши главные помощницы. Они пишут плакаты и лозунги, выступают на собраниях и митингах, разъясняют пожилым и неграмотным смысл происходящих событий.

— А теперь послушаем старичков, — предлагает Расмия, и мы входим в первый же дом, вернее, в бетонный полутемный сарай с маленьким зарешеченным окном. На старом вытертом ковре, расстеленном на бетонном полу, шесть-семь пожилых мужчин играют в нарды. Как только Расмия объясняет, кто мы и чем интересуемся, нарды решительно отодвигаются в сторону. Нам предлагают кофе. На дне чашечки его не больше чайной ложки: крепчайшего, душистого, конечно, без сахара. Наливают его из термоса бережно, осторожно, чтобы не пролить ни капли.

— Настоящий кофе по-бедуински, — поясняет пожилой крепкий мужчина, хозяин дома. У Арефа, как его зовут, десять детей, и все взрослые сыновья — участники палестинского Сопротивления. Фамилию свою он называть не хочет — на оккупированных землях живут родственники, и Ареф опасается за их судьбу.

— У меня была земля, сад и дом. Теперь все это захватил Израиль.

Посмотрите на всех нас, сидящих здесь. Мы почти прожили нашу жизнь, а что у нас над головой?

Мы смотрим вверх, куда направлен указательный палец Арефа: потолка нет, его заменяют листы шифера.

— Видите? У нас нет крыши! Это не дом!

Да, я знаю, крыши палестинцам строить запрещено. Дом под крышей, по законам арабских стран, нельзя разрушить, нельзя выгнать его обитателей. Если человек имеет собственную крышу над головой, значит, он поселился здесь окончательно. Палестинцы же — изгнанники, живущие на чужой земле, а собственные крыши ждут их на родине, куда они полны решимости вернуться.

Мы медленно, крошечными глотками, пьем кофе. Беседа постепенно, незаметно принимает все более и более острый характер. Эти пожилые палестинцы были изгнаны со своей родной земли еще в 1948 году сионистскими террористическими бандами «Иргун» и «Штерн». Вот уже больше тридцати лет живут они на чужбине. Нужно было слышать, какой неподдельной горечью и гневом были полны их слова, когда речь зашла о предательстве дела палестинцев Садатом и арабской реакцией, о том, что США поставляют в Израиль все больше и больше военной техники.

— Как может распинаться о мире и справедливости, о правах человека американский президент, дающий оружие убийцам наших детей! — восклицает Махмуд (пергаментная кожа, клочки седых волос на черепе, выцветшие белесые глаза — и темперамент народного трибуна). — О чем бы ни договорились Картер, Бегин и Садат, нашу судьбу будем решать мы!

«Вернутся ли палестинцы на свои земли? — старики задают этот вопрос нам, но сами же на него и отвечают: — Вернутся! Обязательно вернутся! Рано или поздно, но вернутся!»

«Дебют генерала Эйтана»

Дорога Бейрут — Тир все время вьется по берегу Средиземного моря. Сначала проезжаешь пригородный поселок Узай, превращенный в сплошные развалины израильской авиацией в марте 1978 года, когда Тель-Авив развязал вероломную агрессию против ливанского народа.

Иногда я навещаю здесь Турки Фархада, главу семьи из 11 человек, ютящейся в обломках дома, разрушенного прямым попаданием израильской ракеты. У Фархада тогда погибла 14-летняя дочь, и портрет этой девушки висит на самом видном месте в крохотном чулане, в котором живет вся семья.

Еще несколько километров — и по сторонам дороги возникают хаотические нагромождения руин города Дамур, разрушенного в годы гражданской войны. Сейчас в его развалинах живут палестинцы и мусульмане — беженцы из районов, контролируемых правыми. Затем вдоль шоссе тянутся многочисленные городки и поселки, жители которых занимаются садоводством, огородничеством, рыбной ловлей. На первый взгляд совершенно мирный пейзаж: слева карабкаются на холмы зеленые сады, справа — необычной голубизны море с белыми точками далеких рыбачьих парусов. У самой полосы прибоя дома рыбаков, одноэтажные и двухэтажные, построенные из бетона и окруженные небольшими садиками, в которых старики чинят сети. Но впечатление покоя пропадает, когда, подъезжая к роскошным, буквально золотым пляжам со сказочными названиями типа «Синдбад», видишь лежащие на мели у берега полузатопленное в дни все той же гражданской войны каботажные суда.