Журнал «Вокруг Света» №05 за 1995 год

В XIV-XV веках художники не смогли прийти к согласию, кого избрать в качестве прототипа дамы бубен. Исключением была лишь Франция, где им стала королева амазонок, в греческой мифологии — Панфизелия. В XVI веке кто-то придал даме бубен черты Рахили, героини библейской легенды о жизни Иакова. Поскольку, по преданию, она была женщиной жадной, ее амплуа в качестве «королевы денег» пришлось по вкусу широкой публике, и она утвердилась на этом троне.

Долгое время ни одна из мифологических или исторических героинь не претендовала на роль дамы треф. Иногда в колодах мелькали фигуры правительницы Трои Гекубы или Флоримелы, олицетворения женского обаяния, созданного талантом английского поэта Спенсера. Но они не сумели утвердиться в этой роли. В конце концов французам пришла в голову мысль изобразить даму треф в виде этакой, как теперь говорят, секс-бомбы и назвать ее Аргиной (от латинского слова «регина» — «царственная»). Затея оказалась настолько удачной, что прижилась и стала традицией. Больше того, все королевы, очередные фаворитки и любовницы французских монархов, героини злых пасквилей и фривольных острот, стали носить имя Аргина.

Первоначально в роли валетов выступали четыре безымянных рыцаря. Хотя название этой карты переводится скорее как «слуга, лакей», и у игроков эта фигура традиционно отождествлялась с искателем приключений, не всегда почитающим закон, но чуждым низкого коварства. Подобное толкование слова «валет» прекрасно соответствует образу валета червей. Пытаясь подобрать для него достойный образ, французы остановили свой выбор на известном историческом персонаже — Этьене де Виньеле, служившем в войсках Карла VII. Он был доблестным воином, храбрым, щедрым, безжалостным и язвительным. Некоторое время он состоял советником при Жанне д"Арк и сохранился в памяти потомков как герой народного фольклора, наподобие Тиля Уленшпигеля, Вильгельма Телля и Робина Гуда. Может быть, поэтому без всяких возражений со стороны других наций Этьен де Виньель прочно занял место валета червей.

Прототипом валета пик был Огиер Датский. Согласно историческим хроникам в многочисленных битвах его оружием были два клинка толедской стали, которые обычно рисовали на этой карте. В многочисленных сказаниях этот герой совершал многочисленные подвиги: побеждал великанов, возвращал околдованным принцам их владения, а сам пользовался покровительством феи Морганы, сестры сказочного короля Артура, которая, обручившись с Гиером, даровала ему вечную молодость.

Первым валетом бубен стал Роланд, легендарный племянник Карла Великого. Однако позднее, без явных на то причин, его сменил Гектор де Марэ, один из рыцарей Круглого стола и сводный брат сэра Ланселота. По крайней мере, именно этот герой сегодня ассоциируется с валетом бубен, хотя знаменитое благородство рыцаря де Марэ плохо вяжется с дурной славой, приписываемой этому валету.

Валетом треф карточных дел мастера избрали самого сэра Ланселота, старшего из рыцарей Круглого стола. Первоначально он был самым ярким из валетов. Но постепенно манера рисунка менялась, и валет треф лишился своего роскошного камзола, хотя в руках у него остался лук символ его непревзойденного мастерства лучника. Впрочем, в современном валете треф трудно узнать того могучего воина, который, будучи ранен в бедро стрелой, тем не менее сумел одержать верх над тридцатью рыцарями...

Такова галерея фамильных портретов, о которой не подозревает никто из игроков, беря в руки атласную колоду.

С. Вахромеев

Ужин на Монмартре

Слово «Париж» будоражило много больше, чем будоражил сам Париж. Все, с чем ты собирался встретиться, — встретившись, не удивляло. Вернее, удивляло то, что ничего не удивляет. То, от чего ты ждал откровения, оказывалось давно уже прочувствованным тобой, многое было до обидности знакомо. Пусть в общих чертах, пусть в ощущениях — все вроде нами проиграно, пережито в сюжетах прочитанных книг... Я ходил по парижским улицам, и мне казалось, что я здесь уже бывал, только не пропустить бы кого из знакомых. Кого? Каких знакомых? Не сегодняшних, не вчерашних... И в то же время абсолютно здравое чувство подсказывало: эта встреча мне ничего не обещает. Просто неудобно будет пройти мимо...