Журнал «Вокруг Света» №05 за 2007 год

Из Курумана он беспрестанно совершал ближние и дальние походы, попутно намечая места, пригодные для новых «станций», безошибочно находил наиболее удобные для передвижения дороги в тех местах, куда и туземцы предпочитали не заглядывать. Часто случалось, что новообращенные друзья Ливингстона, многоопытные воины и охотники, умоляли ньяку (лекаря) остаться с ними, тот отказывался, и тогда они приходили в отчаяние, понимая, что выглядят трусами, не сопровождая его. Кроме того, шотландец продолжал неукоснительно записывать все, что видел и что приходило в голову. Он писал о двадцати трех видах съедобных корней, найденных им в пустыне Калахари, которая ранее считалась «мертвой». О причудливых методах выживания при засухе. Кто бы мог, скажем, додуматься вытягивать воду из глубин затвердевшего ила страусиными перьями? О перспективах освоения огромных земель: Ливингстон готовил Британии блестящие планы, он учил ее, как эффективно выкачивать из Африки ее сказочные богатства, оставаясь одновременно — в противоположность Португалии — благодетельницей аборигенов. О том, как «отучить» буров от бесчеловечного обращения с готтентотами, попутно вернув их под власть Ее Величества королевы Виктории . Жаловаться не приходилось — его в Африке любили. Впоследствии Ливингстон даже с некоторым внутренним удивлением вспоминал, что при всех лишениях, кои пришлось вынести, он не может вспомнить ни одного знакомого чернокожего, который отнесся бы к нему враждебно. Надменные вожди, не позволявшие своим подданным даже чихнуть в своем присутствии (в буквальном смысле, поскольку на символическом языке некоторых южноафриканских племен чихнуть означает заявить о своем здоровье, что в присутствии вышестоящих считается неприличным), с придыханием называли его Отцом. Сечеле, в чьих владениях Ливингстон основал свою третью миссию, Колобенг, и вовсе с первой встречи проникся не только доверием к нему лично, но и своеобразной верой в истинность нового Учения. Он даже предлагал доктору «высочайшим указом» крестить всех своих подданных. Шотландец, не искавший легких путей, такой метод отверг, но самого Сечеле приобщил к таинствам, после чего тот, хоть и с сожалением, расстался с самым дорогим — своими многочисленными женами. Оставил одну, как полагается. В 1844 году, кстати, женился и сам Ливингстон. Ему, закоренелому рационалисту, пришло в голову, что брак весьма поможет в работе. Ведь правильно выбранная жена в Южной Африке может и вести его полукочевое хозяйство, отнимавшее все больше времени и сил, и основывать детские школы при миссиях, и устанавливать сердечный контакт с туземными женщинами, которые, как известно, подспудно определяют настроения целых общин. Всех эти расчетов доктор абсолютно не скрывал, открыто упоминал о них в письмах. Жена была выбрана правильно — она сама родилась в Капской колонии, была скромна и вынослива, а также преданна миссионерскому идеалу просто потому, что приходилась дочерью тому самому Роберту Моффату, другу и начальнику Ливингстона в Курумане. Мэри Моффат-Ливингстон принесла все отпущенное ей время брака (18 лет), силу и волю в жертву мужу, как того и требовал неформальный викторианский кодекс. В качестве медового месяца ей достался 35-километровый переход по пустыне в фургоне, запряженном быками. Она в безумных условиях родила мужу шестерых детей, покорно присоединялась к нему в его странствиях или отправлялась защищать его интересы в Англию, когда он считал это необходимым. По вечерам в палатках, хижинах, фургонах и иных временных жилищах делала свечи и плела корзины.

Супруг же поступил с ней так, как поступали многие люди его склада, одержимые лишь своим предназначением: он принес ее в жертву. Не сознательно, конечно. Просто не особенно принимал в расчет ее физические возможности, хотя и был врачом. 29 апреля 1862 года, месяца через два после того, как жена прибыла к Ливингстону в его знаменитую Вторую экспедицию по Замбези, она умерла от малярии. Вскоре, не выдержав одного из переходов по низине, кишевшей мухами цеце, погиб один из их сыновей. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что часто пламенному миссионеру просто приходилось таскать за собой детей, особенно когда те были маленькими. Он далеко не всегда мог положиться на безопасность своих тылов, особенно с тех пор, как принялся яростно нападать в печати на работорговцев. Их излюбленным методом борьбы с «идейными противниками» являлся захват заложников. Однажды, когда Ливингстон (слава Богу, со всеми домочадцами) находился в отъезде, в Колобенге разграбили его жилище, забрали все ценное, а остальное переломали.

«Не все империи одинаковы…»