Журнал «Вокруг Света» №05 за 2010 год

По окончании гона наступает время рождения жеребят. В отличие от самок других копытных кобылы рожают не стоя, а лежа на боку. Жеребята появляются на свет зрячими и в шерстке, обычно уже через несколько минут после рождения они встают на ноги. К концу первого часа жизни они уже уверенно следуют за матерью, а наиболее резвые даже способны скакать галопом. Научиться сосать вымя — задача гораздо более трудная, тем более что из-за огромного генетического разнообразия мустангов соотношение роста кобылы и жеребенка варьирует в очень широких пределах: некоторые дети оказываются слишком высокими для своих мам, и чтобы покормиться, им приходится низко опускать шею, одновременно задирая морду вверх. Впрочем, уже в первые месяцы жизни жеребенок начинает пробовать траву и в полугодовалом возрасте в принципе может обойтись подножным кормом, но продолжает питаться материнским молоком до 10 месяцев, а если кобыла почему-либо не забеременела снова, то и дольше.

Летняя жизнь мустангов состоит в основном из пастьбы, которой животные посвящают  около 12 часов в сутки (а в неблагоприятных условиях и больше), водопоев и сна. Без необходимости лошади не совершают больших переходов. Драки между жеребцами в это время тоже редки: отцы семейств не покушаются на чужие гаремы, и лишь оставшиеся без кобыл холостяки время от времени пытаются наверстать упущенное весной.

Мустанг самостоятелен от рождения, но его привязанность к матери сохраняется до тех пор, пока он окончательно не повзрослеет

К концу осени охота драться пропадает даже у холостяков: лошадям пора вновь объединяться в большой табун. В таком сообществе легче рыхлить снег и сбивать лед, укрываться от зимних ветров и противостоять хищникам. Естественных врагов у вернувшихся на свою историческую родину лошадей оказалось два: волк и человек. Причем люди долгое время охотились на них не столько ради мяса и шкур (хотя индейцы быстро оценили и то и другое), сколько в надежде вновь превратить вольных скакунов в домашних животных. Именно благодаря пойманным и прирученным мустангам североамериканский индеец стал в глазах белых поселенцев неотделим от лошади, хотя всего двумя-тремя столетиями раньше его предки даже не слыхали об этих животных. Укрощенный мустанг был желанным призом и для пионеров Дикого Запада: ловцы и объездчики диких лошадей даже выделились в отдельную профессию — мустангеры.

Все изменилось в считанные десятилетия, когда выяснилось, что свободных земель на американском Западе больше нет. Еще в первые годы ХХ века общее поголовье мустангов составляло, по оценкам американских зоологов, около двух миллионов. Но уже к 1926 году оно сократилось вдвое, а к 1970-му на всей территории США насчитывалось всего около 17 000 диких лошадей. Причиной столь быстрого сокращения численности стало не столько прямое преследование (хотя в середине века на мустангов устраивали массовые облавы на автомобилях и даже на самолетах), сколько разрушение среды обитания: степи неумолимо превращались в поля и пастбища для домашнего скота, а мустангов вытесняли в самые бесплодные и неудобные районы.

После того как в 1971 году в США был принят федеральный закон о диких лошадях, падение численности прекратилось. Сегодня в нескольких западных штатах (в основном в Неваде, Монтане и Вайоминге) живут, по разным оценкам, от 30 000 до 60 000 мустангов. Дальнейший рост численности сдерживается тем, что диким лошадям просто некуда возвращаться: практически все земли, не защищенные тем или иным природоохранным статусом, заняты сельскохозяйственными угодьями.

Тем не менее своеобразный масштабный эксперимент можно считать удавшимся. Лошади, вернувшиеся на родной континент, доказали свою способность жить в тесном соседстве с человеком, не завися от него.

 Фото: Кэрол Уокер

Борис Значков

Каменный андеграунд

Агат (SiO sub 2 /sub )