Часть бригады с одним подъездкой осталась на берегу. Дора, на малых оборотах вытягивая из подъездка канат, делала огромный полукруг. Вскоре на воде заплясали черные точки — пошел невод. Завыли моторы лебедок. Когда поплавки подкатились к берегу, рыбаки потянули невод руками. Глаза и руки рыбаков были напряжены: место такое, что рыба может быть всякая. Но по тому, как легко подвигалась к берегу снасть, бригадир Иван Малогрошев понял: в мотне почти пусто. С десяток щук, четыре сига, хариус и... омули! Омулей было чуть побольше десятка, но зато это были настоящие чивыркуйские омули: округлые, тяжелые, с чуть припухлыми жирными брюшками. От рыбы веяло запахом талого снега.
Рыбаки бережно отложили омулей в сторону. Сильные, зубастые, как собаки, щуки устроили в лодке настоящий дебош. Но омули уснули еще в воде, в мотне невода.
С мизерным грузом рыбы мы отправились в Крутую губу. Едва мы вошли в нее, как от берега отвалил рыбацкий бот, отяжелевший от богатого улова. Над водой с криком метались чайки, хватая снулую рыбу. В мелкой волне я разглядел двух или трех омулей, выпавших, очевидно, сквозь прорехи мотни. Я сказал Малогрошеву, что здесь уже делать нечего.
— Крутая не подведет! — с некоторой гордостью ответил бригадир.
По чистоте вода в Крутой губе не уступала той, что в открытом Байкале, и невод Малогрошев Еыметал не вслепую. Он пустил мотор на малые обороты, и мы увидели на дне жирных ленивых рыб. Сорога и окуни почти не боялись мотора и тени доры. Они лениво передвигались с места на место, заплывали под днище. Самыми трусливыми оказались щуки. Бревнообразные рыбины взметались пушечными снарядами, едва их серо-зеленых спин касалась тень лодки. Мы визуально выбрали самое рыбное место и с большим трудом подтянули к обрывистому берегу невод. На базе выяснилось, что вес этой тони составил около двух с половиной тонн! Язи, лещ, окунь, остромордые щуки, карась, сорога... Карась был размером со стиральную доску. Каждая чешуйка величиной с полтинник отливала дымчатой платиной.
Плыли домой на закате. Ангара (1 Ангара — северный ветер (местн.).) катила крутые волны, горбы островов протянули сквозь цветное поле воды косые тени, дыбились над зеленью мысов и сопочек отвесные стены Святого Носа. Гольцы как бы беззвучно гудели, пели. Задумался старый рыбак Григорий Худяев, задумался Иван Малогрошев, который здесь родился и вырос и видел эти горы тысячу раз, задумался весельчак, душа-человек Олег Никонов, приехавший в эти края недавно, но, похоже, навсегда...
Бригада Малогрошева выгружала рыбу до глубокой ночи. У пирса принимала ящики «Слава», а рядом с ней стоял рыбнадзоровский катер. Оказалось, что инспекция рыбоохраны приехала снимать табу с озера Арангатуй. Еще вечером были подняты из протоки заградительные сети, и рыбацкие доры с подъездками на прицепе вошли в неглубокие воды Арангатуя. Отмели озера густо оплели капроновые сети, и уже в полночь, в шуме щучьих всплесков, они опустились на дно — так много здесь было соровой рыбы. Омуля-«искусственника» никто не видел.
Старейшины-рыбаки судачили на все лады, и кто-то высказался, что пусть бы на Большой речке и в устье Селенги разводили омуль искусственно («там промышленность, вредные стоки, судоходство!»), а в Чивыркуе лучше бы оставить так, как задумано самой природой, благо здесь нет помех для нереста рыбы. Старики высказали в эту ночь много разных идей, мудрых и оригинальных, как сохранить ценную рыбью породу; и будь поблизости представитель Министерства рыбного хозяйства, он, уверен, взял бы эти разговоры на карандаш. Конечно, рыбаки не обговорили всех проблем — одной темной байкальской ночи для этого мало. Скорее всего они ставили эти проблемы, чтобы решить их завтра и, быть может, в другой обстановке. А решить их необходимо, и как можно скорее, ибо от этого зависит будущее Байкала...
В Усть-Баргузин я опять шел на «Славе». Бросил прощальный взгляд на Катунь, узкой лентой врезавшуюся в залив, на двугорбый остров Бакланий. Впереди лежали тихие, ничем не тронутые леса и воды Баргузинского заповедника. «Слава» шла, вся пропахшая гольцами и рыбой, в блистающих водах утра, и ничто не нарушало тишины, в которой зарождался день.
Марс мнимый и подлинный
Каналы на Марсе. Жизнь на Марсе. Искусственные спутники Марса... Какие все это были волнующие гипотезы! Какие жаркие споры велись на эти темы всего несколько лет назад! Нет на Марсе каналов — это всего лишь неправильные цепочки кратеров. Нет огромных искусственных спутников — безмолвных свидетелей неведомой и великой цивилизации. Прекрасные иллюзии рассеялись как дым, и спорить тут больше не о чем. О чем же спорят специалисты сегодня? Ну, скажем, о том, есть ли в атмосфере Марса угарный газ и в каком количестве...