От Туйн-Гола едем прямо на юг. В кузове два студента, в кабине, кроме Бориса Булатова — шофера экспедиционной автобазы Академии наук СССР, Шинэхуу и я. Борис работает в Монголии не первый год, но по этому маршруту едет впервые. Он полон оптимизма:
— Я привык к бездорожью в Средней Азии, въедем на любую гору, зря вы тащите седла и уздечки... А что, собственно, вы хотите там найти?
— «Мы ищем то, что не теряли», — отвечаю словами песни, сложенной много лет назад в Туве известным археологом Л. Р. Кызласовым. Но все-таки каждый из нас знает, что он хочет найти. Шинэхуу мечтает о древнетюркских надписях. Их выбивали на скалах и стелах, процарапывали на сосудах и штукатурке еще в VII— IX веках. Знаменитые надписи древнетюркских каганов рассказывают о походах и боевых сражениях, о нравах народов и деяниях полководцев. Меня же интересуют памятники древнего изобразительного искусства: оленные камни, каменные изваяния тюркского времени (в народе их называют «каменными бабами»). Мы ищем всюду выбитые на скалах рисунки, которые рассказывают о буднях и праздниках, об охоте и войне, о вере древних и любви, о быте, одежде и жилье. И еще о многом, чего мы пока не в силах объяснить. Каждая находка приносит новые решения и порою в корне меняет прежние представления. Мы находимся в той трудной, но счастливой поре монгольской археологии, когда только устанавливаются критерии, ставятся проблемы, и лишь на сотую часть возникающих вопросов можно найти ответ сегодня. Все же остальные ответы в поле, в горах, в земле. Разведка наша обещает новые петроглифы — где же еще искать наскальные рисунки, как не в горах? Посетим мы и те памятники, где бывали прежде. Но это еще далеко впереди, надо доехать.
...А среди всех этих надежд и планов есть у меня потаенная мечта добраться до той горы, где, как мне говорили пастухи год назад, выбиты изображения воинов на конях, покрытых какой-то сетью. Сеть могла означать только одно — панцирные доспехи. А это уже почти фантастика.
Защитное облачение боевых коней, судя по самым разнообразным данным, впервые было введено египтянами и ассирийцами. Были известны доспехи на боевых конях — катафракты — и в позднем Риме, встречались они также и в других армиях древности.
В науке до сих пор идут споры, где и когда возникли первые катафрактарии — всадники на панцирных конях. Ведь панцирное конное войско могло появиться только при соответствующих экономических и политических условиях развития общества. Нигде появление катафрактариев нельзя объяснить случайностью. Следовательно, сам факт их существования — один из важнейших документов для понимания исторических судеб народов древнего мира.
Но катафрактарии в Монгольском Алтае — в краю, еще до недавнего времени считавшемся «белым пятном» и резко отстающем в своем развитии от сопредельных областей?..
Возможно ли в столь глухих и отдаленных ущельях Алтая, окруженных со всех сторон снежными перевалами, обнаружить самый современный для своей эпохи строй вооруженных воинов? Правда, древнекитайский историк Сыма Цянь писал о существовании доспехов у северных кочевников — хуннов. Но многие современные истерики не раз высказывали сомнения в истинности этого свидетельства.
Петроглифы мы увидели сразу же, в первый день, еще до перевала. На склонах гор застыли фигурки козлов и баранов, всадники, стреляющие в солнце, охотники. Рисунки эти были обычны, подобные сюжеты встречались нам не раз в Монголии. Интересные петроглифы оказались на черной базальтовой горе удивительно правильной пирамидальной формы. Местные жители называют ее Хутаг-Ула, что значит «святая», или «священная» гора; все большие камни на ней покрыты сценами охоты, всадниками, изображениями древних колесниц. Эти легкие повозки эпохи бронзы как бы летят ввысь — так стремительны парящие четверки и тройки лошадей. А рядом так называемые «небесные кони» с длинными лебедиными шеями, узкими изящными крупами и длинными хвостами. Они воскрешают мифы о легендарном богатырском коне, который в минуту опасности обретает крылья и, распластав гриву и хвост, взлетает в небо.
К вечеру посчастливилось и Шинэхуу. На самой вершине геры, на круглом камне, он увидел древнетюркскую надпись. Почти полторы тысячи лет назад подъехал к этой горе всадник, стреножил коня и поднялся на вершину. Он увидел, как мы сегодня, необъятную ширь горных цепей, почувствовал близость неба и выразил в надписи веру в небо и солнце, утвердив тем самым и свою силу. «Я, сын неба, оставил здесь свой знак», — примерно так начерно перевел каменные строки Шинэхуу.
Здесь мы и заночевали. У порога «неведомого мира».
Чудеса начались сразу же за перевалом. В первом же селении за хребтом, Баян-Лэгсо-моне, мы услышали интригующее название Бичигтын Ам — «Ущелье рисунков». Конной тропой — другие дороги, мы это поняли, нам уже до конца разведки не суждены — пробиваемся к ущелью. Впереди всадники-проводники. Шинэхуу кричит Борису в самое ухо: «Прошла лошадь — пройдет и машина! Доедем!..»