Журнал «Вокруг Света» №07 за 1973 год

Молодой студент-шляхтич был осужден на каторгу за участие в польском восстании против царизма в 1863 году. Он отбыл срок на Нерчинских рудниках в Забайкалье и, став ссыльнопоселенцем, в 1S72 году вошел в состав научной экспедиции бывшего товарища по каторге доктора биологии Бенедикта Дыбовского. На лодке «Надежда», как пишет в своей книге «Воспоминания о Сибири и Камчатке» сам Дыбовский, они два года обследовали Шилку, Аргунь, Амур и Уссури. 1874 год застал их на Дальнем Востоке, и здесь мой дед прожил вторую половину своей жизни, посвятив ее природе, охоте, науке и животным. Сначала на острове Аскольд, а потом на полуострове, неподалеку от Владивостока, ныне носящем его имя, он создал первый в России питомник пятнистых оленей.

Михаил Янковский изучал поведение своих питомцев. Он решительно отказался от использования варварских «лудев», научился отыскивать и осторожно брать новорожденных оленят. Много молодых оленей он раздавал во вновь организуемые хозяйства предприимчивых дальневосточных пионеров. Новое дело стало давать хороший доход и быстро развиваться.

Очутившись в Северной Корее, сын Михаила Янковского, мой отец, настойчиво стремился заняться делом, до тонкости знакомым ему с детства. Однако к этому времени пятнистый олень там был уже большой редкостью. И неожиданным было для нас с отцом известие, принесенное деятельным переводчиком, корейцем Иваном Чхеном: «Юри Микаучи, моя олени насоу!» («Юрий Михайлович, я оленей нашел!») Долго прожив в России, Иван свободно говорил по-русски на специфическом приморском жаргоне. Сейчас он весь сиял, в восторге от добытых им сведений.

Разве можно было оставить без внимания такое сообщение? И ранним погожим сентябрьским утром мы выехали втроем: отец, Иван Чхен и я. Путь был неблизкий. Несколько часов поездам, потом по узкой каменистой дороге сквозь расцвеченные первыми осенними красками леса и поля, через прохладные броды светлой горной речки. Шли и сомневались: не ошибка ли? Увидим ли пойманных оленей или все окажется басней? Так уже бывало.

Солнце садилось, когда мы подошли к усадьбе охотника Ким Чхун Бона. Подошли и некоторое время не могли поверить глазам: в маленьких загородках из высоких жердей металось четыре красно-рыжих зверя с белыми пятнами по бокам. Они!.. Взрослый самец-пантач со спяленными уже рогами, двухгодовалый самчик — «саёндыш» с первыми рогами-шпильками и взрослая матка с молоденькой дочкой. Саёндыш, самый дикий и буйный, неистово бросался на ограду при виде людей, никак не желая привыкать к ним. Он уже сильно рассек об забор нижнюю губу, обнажив длинные желтоватые зубы. Не желая тревожить животных, мы отошли во двор фанзы.

Хозяин, плотный мужчина в домотканых шароварах и рубахе, с заметной сединой в коротко остриженных волосах и реденьких свисающих усах, степенно представился. Фанза одноэтажная, но он пригласил нас в «верхнюю» комнату — для стариков и гостей мужского пола. Корейское крестьянское гостеприимство беспримерно. Не усадив за стол гостя, хозяин никогда не сядет есть. И не успели мы помыться с дороги, как хозяйка внесла один за другим маленькие лакированные столики с сервированным на них ужином. Для каждого мужчины отдельный столик. На нем большая медная чашка с крутой чумизной кашей, мисочка с острым соевым супом, чашка с водой — горячую сухую кашу, взяв на ложку, надо опустить на секунду-другую в чашку с водой, потом в рот; несколько блюдечек с закусками: вяленая рыба, остро приготовленный молодой папоротник, пророщенные соевые бобы; кимчи — капуста или редька, квашеная, с красным перцем и чесноком; плоская медная ложка и деревянные палочки.

Обувь мы оставили на крылечке за порогом. Сели на отапливаемом полу, на циновке, скрестив ноги, каждый перед своим столиком, как принято, лицом друг к другу.

Теперь нас больше всего интересовало: как поймали этих оленей? Зверовые ямы были давно запрещены, да и упавший в яму зверь редко остается непокалеченным. Иван сказал, что разговаривать о деле можно только после трапезы. И вот ужин закончен, этикет соблюден, и отец спросил, так как же их поймали.

— Их поймали весной голыми руками. За самцами гонялись дней по семь, стельную матку взяли на третий...

Чхун Бон рассказывал спокойно, без позы, попыхивая трубкой с длиннейшим мундштуком и маленьким чубуком, который он часто набивал, вновь и вновь прикуривая от уголька; в углу стояла жаровня.

Никогда, ни в каких описаниях самых прославленных следопытов, начиная с серьезных исследований и кончая романами Фенимора Купера, не встречалось случаев, когда бы ловили оленя голыми руками. Речь не идет о преследовании по насту, когда олень, пробивая твердую корку, способную держать человека, быстро ранит ноги, выбивается из сил и падает под ножом или копьем. И даже взятый живьем, зверь уже обречен. Напрягая последние силы, в ужасе от преследования, он запален и в лучшем случае живет в неволе несколько дней, чаще часов... И то, о чем поведал нам хозяин, было совершенно ново и необыкновенно.