Журнал «Вокруг Света» №07 за 1986 год

Во Владивостоке стояли последние дни осени. С верхних портовых улиц неслись сухие листья, иногда порыв ветра выдувал их стаями, уносил вниз к Золотому Рогу, туда, где за перекрестьями мачт угадывались заливы, проливы, острова. Далеко на рейде, в пелене утренней дымки суда ожидали своего причала, и мне было немного грустно оттого, что не я пришел из рейса и не я жду берега... Может, потому-то, узнав, что ледокол, вернувшийся из Антарктиды, стоит не у причалов города, как обычно, а где-то в Славянке, я был рад даже небольшому плаванию через залив Петра Великого.

Но прежде мне предстояло встретиться со старым моряком Николаем Федоровичем Инюшкиным, ныне капитаном-наставником ледокольной службы Дальневосточного морского пароходства. Его я знал давно, но ни разу мне так и не довелось поговорить с ним наедине и обстоятельно. Обычно при встречах он держался стороной и, как человек, о котором среди моряков ходили легенды, был на людях сдержан. Но стоило при ком-то произнести его имя, у собеседника теплели глаза, и он готов был тут же вспомнить что-нибудь из совместного с Николаем Федоровичем плавания... Инюшкин работал на многих ледоколах: старых клепаных и неклепаных, переименованных, новых. Когда-то он начинал как ледокольщик на легендарном «Красине», недолго ходил и капитаном на нем.

В тот день, идя на встречу с Николаем Федоровичем, я помнил еще и о том, что в 1955 году он был в самой нашей первой антарктической экспедиции. Ходил на «Лене» дублером капитана Александра Ивановича Ветрова. И теперь, когда все беды, постигшие «Михаила Сомова», были позади и судно благополучно вернулось домой, в Ленинград, я надеялся на откровенный разговор с человеком, который не мог не иметь своего суждения о событиях, разыгравшихся в Тихоокеанском ледовом массиве у берегов Антарктиды. В кабинете ледокольной службы все напоминало о поре арктической навигации. На большом столе посреди комнаты была расстелена знакомая крупная карта ледового режима морей восточного сектора Арктики. На ней бросались в глаза разноцветные знаки балльности полей льдов; тут же рядом — стопки радиограмм, стекающиеся в эту комнату с информацией авиаразведок, полярных станций, судов, спутников, данные которых ложились на оперативную карту; отсюда, из пароходства, можно было следить за обстановкой в студеных морях и быть готовым к выдаче рекомендаций капитанам, уходящим в Арктику.

Глядя на все это, нетрудно было понять, что еще недавно, пока «Сомов» дрейфовал во льдах Тихоокеанского массива и ледокол «Владивосток» находился в спасательной экспедиции, рядом с арктической картой была в работе другая — антарктическая.

Николай Федорович поднялся из-за стола — высокий, худощавый, в старом капитанском френче, в белоснежной сорочке с форменным галстуком и, как всегда, в очках, напоминающих пенсне. Обдав меня рокотом низкого приветливого голоса, он стал усаживать, и по тому, как это делал, ни о чем не спрашивал, я догадывался, что он уже кем-то из моих друзей предупрежден о предмете моего интереса.

— Нет, нет,— сказал Инюшкин вдруг, оглядываясь вокруг себя,— нам здесь не дадут уединиться. Пойдем-ка откроем кабинет, хозяин его сейчас в Арктике.

В пустующем с самого начала лета кабинете было ощущение, будто мы с Николаем Федоровичем только что находились на открытом мостике, вошли в ходовую рубку, плотно затворили за собой дверь и после рева моря от тишины почувствовали некоторую глухоту. Только от шквалистого ветра на дворе немного звенела оконная рама.

Мы сели на стулья, выставленные у стены для посетителей. Сели рядом, лицами к пустому длинному столу.

Мне очень хотелось, чтобы разговор начал Николай Федорович. Мой вопрос мог только ограничить его рассуждения. Но он молчал. И вдруг, не знаю почему, мне захотелось вывести его из равновесия.

— Николай Федорович,— спросил я, выждав немалую паузу, совсем не о том, с чего хотел бы, чтобы разговор наш начался.— Николай Федорович, вот теперь, когда блестяще завершена спасательная экспедиция, говорят, что рейс ледокола «Владивосток» показал: мы способны плавать зимой в самом тяжелейшем в мире Тихоокеанском ледяном массиве.

— Мне кажется, этим козырять нельзя! — блеснул он глазами в мою сторону.— В Антарктиду надо своевременно входить. И так же своевременно убираться оттуда,— продолжая горячиться, Николай Федорович мысленно переносил разговор с «Владивостока» на научно-экспедиционное судно «Сомов».— На «Лене» в 1955 году мы пошли из Калининграда в декабре, причем до нас советские моряки еще не были в Антарктиде. Нам надо было выгрузиться, построить обсерваторию — станцию «Мирный»... Подождите,— сказал он,— надо тут вспомнить...

Инюшкин прикрыл глаза. Сквозь очки можно было разглядеть лишь едва видимую щелочку.

— В том году туда ходил капитан Ман на «Оби»,— подсказал я.