Журнал «Вокруг Света» №08 за 1978 год

Свисток прозвучал тут же. Марсель и Грассе, как подкошенные, упали в грязь и поползли, с трудом волоча прикованные к рукам сорокакилограммовые мешки, задыхаясь из-за ручки чемодана, зажатой в зубах. Пытаясь догнать вырвавшегося вперед Грассе, Марсель поднял голову и увидел впереди на дороге большой камень. Он хотел свернуть в сторону, чтобы не напороться на острый край, но Лорио, шагавший рядом, вдавил ногой его лицо в грязь. Прозвучали два свистка. Марсель вскочил.

— Поползешь снова! С самого начала! — приказал Лорио. — И на этот раз не позабудь приласкать тот камень.

Марсель бегом вернулся к началу «Голгофы». По новому свистку упал на землю и пополз. Возле камня закрыл глаза. Острый, растрескавшийся край камня прошел прямо по животу.

— Пять минут отдыха! — скомандовал Уолк. Четверо охранников, сопровождавшие штрафников, вернулись к «джипу» выпить пива.

— Ну как? Нравится, а? — Подойдя к Марселю, капрал вдруг сильно ударил его ногой в пах. Согнувшись от страшной боли, Террье упал на колени. — Теперь помаршируй в таком положении!

Марсель пополз на четвереньках, обдирая колени и руки об острые камни, с трудом волоча восьмидесятикилограммовый груз мешков и судорожно сжимая зубами ручку чемодана. Шагавший рядом капрал время от времени бил его ногой по голове, чтобы не вздумал вертеться по сторонам.

И все же «путь на Голгофу» — ничто в сравнении с тем, что ожидало штрафников в самом лагере, где властвовал лейтенант Альбертини, оставивший в «искусстве» садизма далеко позади всех своих подчиненных. Чтобы убить всякую надежду и волю, стереть в штрафниках все человеческое, в лагере Сен Жан применялась строго продуманная система «перевоспитания». Узникам запрещалось ходить нормальным шагом — они обязаны были только бегать гимнастическим шагом, высоко вскидывая колени. Никаких разговоров или вопросов, кроме коротких стереотипных ответов, если их спрашивал кто-нибудь из «воспитателей». Даже в душе раздевались, намыливались, вытирались и одевались строго по свистку.

Чтобы «привести новичка в соответствующую норму», Марселя два дня продержали голым без пищи и воды в ледяной одиночной камере. Террье едва стоял на ногах, но его снова заставили ползать, бегать, маршировать с набитым камнями мешком на спине. А потом, когда, казалось, не оставалось уже больше никаких сил терпеть, был «Джонни» — бессмысленное вбивание в землю пудовым молотом огромного камня.

Как и многие другие штрафники иностранного легиона, попавшие в исправительный лагерь Сен Жан, Террье пытался бежать, готовый на все, лишь бы вырваться из этого ада. Но как практически всех беглецов, его ловили. И каждый раз он с ужасом обнаруживал, что палачи испытали не весь свой страшный арсенал.

* * *

Этот рассказ бывшего легионера Мишеля Трувэна, прослужившего пять лет в иностранном легионе под вымышленным именем Марселя Террье и списочным номером 148910, я прочитал во французском журнале «Пари-матч». И вспомнил Корсику, окрестности города Корте, крутую дорогу к лагерю Сен Жаи.

Я ехал по ней и думал, что все хорошо в меру. Даже красота. Там, где ее слишком много, необходимость постоянного восхищения утомляет, и в конце концов красоту перестаешь замечать...

Человек, внезапно возникший перед машиной на пустынной в этот утренний час дороге, явно хотел пить. «Вода», — произнес он грубо, как никогда не скажет француз. То, что он не корсиканец, было ясно по белесым бровям, серым глазам и по блестящему ежику рыжих волос.

Незнакомец появился на дороге так неожиданно, что я едва успел затормозить. Остановившись, увидел, что там, откуда он вышел на асфальт, меж кустов стоял малолитражный «ситроен».

—...Имеете вы вода? — повторил мужчина. Я не успел ответить, как он вдруг испуганно обернулся, увидел идущего к автомобилю крестьянина и, в два прыжка перемахнув шоссе, скрылся в кустах на противоположной стороне.

— Kepi blans! — Белая фуражка! — закричал усатый крестьянин, указывая на то место в кусках, где исчез рыжий незнакомец. — Legione fora! — Иностранный легион!

Он подбежал ко мне и, испуганно моргая, не столько словами, которых по-французски знал немного, сколько жестами, начал объяснять, что сбежавший человек прятался здесь в кустах, внимательно следил за моим приближением и вышел на дорогу лишь тогда, когда убедился, что я в машине один.

— А теперь он убежал потому, что нас двое, — крестьянин обнял меня и засмеялся.

Продолжая широко улыбаться, он все так же жестами объяснил, что старенький «ситроен» — его машина. Он ходил на виноградник, а вернувшись и увидев рыжего, спрятался.

— Pericolo! — Опасно! — сказал крестьянин тихо, и улыбка разом исчезла с его лица, а глаза снова округлились от страха. Указывая пальцем в кусты на другой стороне дороги, он вновь повторил. — Legione fora!