Журнал «Вокруг Света» №08 за 1982 год

Пасмурным апрельским утром 1981 года наш самолет шел над Карским морем курсом на Землю Франца-Иосифа, или ЗФИ, как ее называют для краткости. Нас ждала полярная пустыня — так обычно характеризуют этот самый северный архипелаг Евразии, и нам предстояло искать на ней жизнь. Мы — четыре человека с двумя сотнями килограммов груза — были передовым отрядом экспедиции Всесоюзного института охраны природы и заповедного дела. Программа работ предусматривала воздушное обследование архипелага с целью учета и изучения его малоисследованного животного мира и, по возможности, наземные наблюдения на «модельном участке», в одном из медвежьих уголков.

Белые медведи, моржи, тюлени, птицы — мы знали, что встретим их. Но была у нас еще надежда... По слухам и единичным сведениям, у берегов архипелага стали появляться полярные (гренландские) киты.

Надо сказать, шансы увидеть их были крайне ничтожны. Гренландский кит, имевший когда-то кругополярное распространение, считался полностью истребленным у берегов архипелага еще в прошлом веке. Наведя справки в специальных изданиях, я узнал, что последний гренландский кит был добыт здесь в 1897 году. Сейчас это животное занесено в Красную книгу, где значится как крайне редкий вид, находящийся на грани вымирания. По книге, архипелаг уже не входит в границы его ареала.

Однако летчики, из тех, кому нельзя не доверять, сообщали, что не раз встречали китов у берегов Земли Франца-Иосифа, только вот каких — не брались утверждать. И самое ценное: зоолог Станислав Беликов, начальник нашей экспедиции, пролетая в прошлом году севернее архипелага, видел двух китов, по всем признакам полярных. Правда об этих животных волновала не только нас. «Добудьте хоть какую-нибудь информацию о китах»,— говорили нам перед отлетом сотрудники института.

Час ночи. Мороз за тридцать. Метет поземка, подсвеченная размытым, мутным солнцем. Торчат из-под снега несколько антенн и полузанесенных крыш. Столб с указателями: «Москва — 2960 км, Канада— 1800 км, Северный полюс — 896 км». И никакого пейзажа, никакого горизонта — сплошная снежная пелена вокруг. Таким предстал перед нами Греэм-Белл — самый восточный остров архипелага, исходная точка и база наших работ. Но началась экспедиция не с медведей, не с птиц, не с китов, а с происшествия, не имеющего никакого отношения к зоологии. Пленка в моем фотоаппарате, заряженная на чудеса животного мира, пошла совсем на другое...

Было что-то около пяти утра, когда я проснулся: у постели, глядя на меня в упор, сидел доктор полярников Анатолий Шальное. За его выбритой до блеска головой, в окне, полуприкрытом одеялом — зимой от пурги, а теперь от нещадного круглосуточного света, клубилась все та же оранжевая снежная мгла.

— Ты что, Анатолий?

— Надо резать,— сказал он тихо.— Поможете?

Сон как рукой сняло. Накануне вечером у одного из зимовщиков, совсем еще мальчишки, начался острый приступ аппендицита. Доктор, возрастом ненамного старше больного, нашел положение весьма серьезным. Как ни старались радисты связаться с Большой землей и вызвать санрейс, пока это не удавалось — в эфире было частое в этих широтах «непрохождение».

— Парень доходит,— продолжал Шальнов.— Смирился, не разговаривает, не жалуется. Боюсь, уже и полета не выдержит... Станислав ведь биолог,— он кивнул на спящего Беликова.— Он сможет мне ассистировать?

— Какой разговор! — вдруг раздается голос Стаса. Он вскакивает и ищет очки.— Помогу, конечно...

Вскоре больной уже лежит на столе в тесной комнате санчасти. Над ним свисает наспех закрепленная яркая лампа с рефлектором...

Часа через три из «операционной» вышел Стас, красный, мокрый от пота, наскоро выпил стакан чая.

— Очень тяжелый и непонятный случай. Аппендицит... но как будто что-то еще. Пока полной ясности нет...

Еще два часа ожидания. Шальнов вызвал меня: нужно сфотографировать финал операции. В санчасти было нестерпимо жарко и душно от запахов крови и лекарств. Больной, с лицом деревенского мальчишки, тяжело дышал, но был в полном сознании.

— Представляешь,— сказал доктор,— курить попросил. Я тебе дам закурить! — прикрикнул он.— Помалкивай у меня!

Вечером к нам прорвался санитарный самолет, вывез больного на Диксон. А еще через несколько дней оттуда радировали: больной поправляется, шлет доктору привет.

— Слушай,— приставал к Беликову Шальнов.— Теперь мой черед ассистировать. Возьми меня к медведям, а?