Журнал «Вокруг Света» №08 за 1994 год

В дороге нам часто попадались черные пальмовые рощи. Деревья были словно тронуты огнем — темные, будто обгоревшие стволы, пожухшие листья... Говорили, пальмы погибают от того, что из них буквально качают сок, подвешивая к надрезам бутылки. А из пальмового сока делают капаротэ, то есть бражку.

Дорога кружит серпантином, то опускаясь в ложбины, то поднимаясь на возвышенность. И отовсюду справа видна синева океана, такая прохладная издали... Вдруг — на фоне этой ослепительной синевы — возник белый двухэтажный домик, стоящий на скальном холме. Это — музей рабства, бывшая часовня Морру де Круш. Широкая белая лестница ведет на скалу. На площадке у стен домика стоят старинные пушки, громадные железные чаны. Это свидетельства того далекого времени, когда сюда привозили рабов и держали их в подземелье, пока не подходил корабль. XVIII век... Музей, конечно, закрыт, и мне не увидеть невольничьих цепей, кандалов и колодок, надевавшихся на шеи невольников. Но зато я вижу две юношеских фигуры, словно вырезанные из черного дерева. Они склонились над старинным заржавевшим якорем и на фоне белой стены смотрятся как живописное полотно. А их сверстники прыгают прямо со скалы в море, и веселый смех стоит над некогда печальным местом...

Дорога становится все круче, и вдруг открывается пейзаж, который даже официально называется Лунным.

Мы стоим на узком красном гребне, круто обрывающемся вниз. Под нами — глубокие кратеры, резкие разломы, отдельные, словно сталагмиты, останцы, напластования серых, желтых, красных пород.... Разорванная, будто вывернутая наизнанку, земля уходит к океану и там успокаивается в прохладной синеве. Этот неземной пейзаж — результат эрозии. Глядя на него, думаешь о древности этой земли и о ее несомненном богатстве. Алмазы, железная руда, нефть — они уже давно кормили и кормят страну. Но сегодня алмазоносные провинции в руках УНИТА. Нефтяными разработками занимаются в основном американцы. Ангольское правительство продает право на пользование землей, американцы ведут исследования, ставят буровые вышки и, если пойдет нефть, получают 49 процентов добычи, Ангола — 51. Но, пожалуй, еще никто толком не знает всех богатств этой земли...

Наступит, конечно, время, когда мир, конечно же так нужный этой стране, наконец придет. И тогда откроется истинный потенциал этих желтых плоскогорий, вновь оживут карьеры по добыче розового мрамора и кофейные плантации, и будет, вероятно, достроена гидроэлектростанция Капанда на реке Кванза, чтобы не гас в Луанде свет и работали заводы...

Это название — Капанда — замелькало на страницах наших газет в ноябре 1992 года. Там тогда развернулись страшные события... Гидростанцию по нашему проекту строили бразильцы, ангольцы, а также наши специалисты. На прочных скальных породах возводили плотину высотой сто метров. Работа была трудная, жизнь — тоже. Наши жили в городке строителей (они называли свое пребывание там — «тюрьмой с чистыми простынями»), время от времени выезжая в Луанду. Плотина была уже почти достроена, оставалось метров двадцать на правом берегу, когда в городок ворвались унитовцы. То было после выборов, на которых они потерпели поражение. Унитовцы решили действовать силой. Нашим многое пришлось тогда пережить, но так или иначе они добрались до Луанды, а потом и до Москвы. А трое гидростроителей пропали без вести. Их не нашли и по сей день.

Плотина так и стоит незаконченной. Хорошо еще, рассказывали мне в Москве, в Гидропроекте, люди, работавшие в Капанде, что успели закрыть донные отверстия, а то бы при паводках могли быть большие разрушения в теле плотины. В Луанде, в «Гамеке» (организации, занимающейся Капандой), подсчитывают убытки и прикидывают, во что обойдется возобновление работ. Но пока вопрос о Капанде открыт: война, небезопасно.

Я вспоминаю наши волнения с Мариной в Москве осенью 92-го за.судьбу Юры и, улучив минуту, когда дорога пустынна, прошу его рассказать о тех днях. Юра вздохнул и нехотя начал рассказывать: