Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год

Однажды у нас в бильярдном клубе зашел разговор о том, можно ли безнаказанно совершить убийство. Тема эта довольно избитая, и, хотя мне до сих пор не совсем понятно, почему люди проявляют к ней столь повышенный интерес, говорили мы именно о безнаказанном убийстве. Одни утверждали, что совершить его легко, другие — что, наоборот, трудно. Повторять же аргументы тех и других едва ли есть необходимость — об этом и так предостаточно тарахтят по радио. Скажу только, что тогда, в клубе, сторонники мнения, что безнаказанное убийство почти невозможно, брали верх, и большинство было уже готово признать их правоту, как в спор вмешался Джоркенс:

— Кажется, я уже говорил вам о докторе Кейбере, которого знал когда-то. Теперь он, бедняга, уже не практикует, и, пожалуй, я не причиню ему никакого вреда, если скажу, что он успешно совершил абсолютно безнаказанное убийство. Правда, надо признать, что такого рода дела были вполне по его части. Из этого вовсе не следует, что доктор Кейбер был убийцей, нет, этого я бы не сказал. Однако он пользовался большим доверием у людей, которые как раз были таковыми. С ним часто советовались именно преступники, и доктору Кейберу, одному из самых изобретательных людей нашего времени, нередко удавалось вызволить их из беды, когда они в нее попадали. Словом, он дурачил бедный старый закон, что, в общем-то, не осуждается.

Но в случае, о котором я рассказываю, доктор Кейбер, когда к нему обратились, сказал, что не хочет иметь никакого отношения к этому делу, поскольку то, о чем его просят, нарушает как его собственные принципы, так и закон. Тогда цену за услугу подняли, и, наконец, доктор Кейбер с неохотой согласился, он идет на это, сказал Кейбер, только, чтобы сделать им одолжение.

— Идет на что? — спросил Тербут.

— Сейчас я вам расскажу, — сказал Джоркенс. — Был один тип с безупречным английским произношением, правильными документами и вескими основаниями для того, чтобы жить в Англии. Крепкий был орешек: кто-то оказал о нем, что он немец, и вынужден был заплатить большую компенсацию за нанесенный этому типу моральный ущерб. Звали его Норман Смит, у этого Смита был мотоцикл, и разъезжал он на нем по дорогам, особенно около аэродромов. Не покидая дорожной полосы и как будто не делая ничего подозрительного, он узнал очень многое и однажды раскрыл тайну, касавшуюся самолетов в одном районе... Пожалуй, самую важную, какую он только мог раскрыть. Шел 1938 год.

— Какие же там были самолеты? — спросил Тербут.

— А никаких самолетов и не было, — ответил Джоркенс, — В этом-то и заключалась страшная тайна. Ее знали только несколько человек. В обширном районе на востоке Англии на аэродромах не было ни одного военного самолета, и даже в случае крайней необходимости мы смогли бы перебросить туда всего лишь несколько боевых машин. Сумей Смит передать эту тайну домой, туда, откуда он прибыл, господа, создавшие концлагеря, разделались бы с нами, как с младенцами. Обо всем этом сразу доложили правительству, но оно в то время было занято другими делами. И тогда-то те, кто наблюдал за Норманом Смитом, решили обратиться к доктору Кейберу. Тот, как я уже сказал, вначале не захотел помочь. Но потом им удалось его уговорить. Кейбер попросил, чтобы ему изложили все факты дела. После того как ему все рассказали, он долго сидел, не произнося ни слова, покуривая свою странную трубку, вырезанную из какого-то индийского дерева. А потом ознакомил со своим замечательным планом или, точнее, с той его частью, с которой, по его мнению, следовало ознакомить.

Нельзя сказать, чтобы мы в то время были совсем лишены ушей и глаз — за Смитом неплохо присматривали, так же как и за его перепиской. Но не было законного способа помешать ему вернуться в Германию, приветствовать Гитлера и рассказать заинтересованным лицам о слабых местах нашей обороны. К сильным местам ее он, к сожалению, интереса не проявлял, поэтому арестовать его мы не могли. Норман Смит умел действовать, не нарушая буквы закона, и мысль о моих друзьях, которые, конечно, ее нарушали, его особенно не тревожила.

Однако кое-какие меры предосторожности он все же принимал. И главной из них была огромная немецкая овчарка, о которой и было рассказано доктору Кейберу: свирепая собака бельзенской выучки, из тех, при помощи которых немецкие дамы поддерживали «дисциплину» среди заключенных женщин.

У Нормана Смита был дом в Хертфордшире, там он и держал свою овчарку — на случай, если бы кому-нибудь взбрело вдруг в голову ночью туда вломиться. Кейбер задал об этой свирепой собаке очень много вопросов, поэтому мои друзья решили, что он думает ее отравить, и один из них даже намекнул, что за такой примитивный план едва ли стоит платить кучу денег. Но было глупо думать, что доктор Кейбер мог бы сохранить свою популярность у хозяев преступного мира, если бы планы, которые он составлял, были по плечу любому «собачатнику». Кстати, отравить овчарку было бы совсем не легко, потому что ее охраняли приставленные к ней Норманом Смитом две или три злые дворняги — как эсминцы, оберегающие линкор.